«Мир никогда не узнает, что мы с ними сделали.»
П. Войков.
Он уже привык к своему новому имени. И даже успел привыкнуть к новой биографии: народный комиссар просвещения Пётр Анатольевич Рудневский является сыном простых петербургских мещан: покойный отец его служил в городском суде, а мать занималась домом и детьми, и никаких царских детей и в глаза не видывала. Сам Пётр с юности увлёкся идеями марксизма, и после окончания учёбы в петербургском университете уехал работать в Швейцарию, где вступил в ряды РСДРП. Он преданный идее, надёжный человек, который не раз, рискуя собой, выполнял различные партийные задания, перевозил в тайниках нелегальную литературу, и даже находил для партии денежные средства. Всё так, но его товарищам незачем знать, что все те деньги на их нужды передавал ему их самый заклятый враг – нынешний гражданин Николай Романов, то есть друг его детства Ники, а точнее – бывший самодержец России.
Октябрьская революция свершилась – пути назад нет. Террор против «бывших людей» набирает поразившие все классы общества страшные обороты: уж если простым людям порой выносят нелепые на первый взгляд обвинения, то что говорить о бывшем царе? Но он не может бросить Ники на произвол ни большевистской, ни белогвардейской, ни какой-либо другой судьбы. Они связаны не только общим детством, но и общим делом, что, как думал он, является тайной для остальной коммунистической России.
Ему повезло – рядом давний его союзник – жена Дарья Алексеевна – Долли, «бывшая» княгиня и светская дама, ныне простая советская служащая московской библиотеки. Только друг для друга они остались прежними, молодыми влюблёнными чудаками, изучавшими в Женеве марксизм – он по просьбе Ники, а она, вырвавшись из «оков навязанного происхождением брака» из любопытства к жизни её новых друзей – Надежды Крупской и Владимира Ульянова-Ленина.
И с тех пор они все связаны крепкими узами.
«Наружностью своею царь был не красив, но весьма приятен. Низкий рост и курносый нос выдавали в нём схожесть с его батюшкой государем Петром III. С детства наследник Павел Петрович по велению своей матушки – государыни Екатерины Алексеевны обучался у лучших наставников, но в науках не преуспел, тяготея лишь к науке военной. И после учения, долгие годы находясь в ожидании престола, будущий император устроил в своих поместьях Гатчине и Павловске на прусский манер потешное войско. Будучи отстранённым матерью от государственных дел и воспитания старших его сыновей Александра и Константина (первого внука государыня желала сделать правителем в обход сына ещё при жизни сына, о чём Павлу Петровичу было известно).
При сём великий князь был счастлив в семейной жизни с супругой весьма приятной наружности и любезного нрава, воспитывая с нею милых дочерей. И надеялся он, что если когда-либо займёт русский трон, восстановить память об умершем страшной смертью своём батюшке, о насильственной кончине коего Павлу Петровичу так же было хорошо известно. И первым делом он, взойдя на престол, упразднил дарованные матушкой «дворянские вольности», полагая, что вельможи и без того погрязли в небывалом разврате, лени и роскоши. Сократив барщину крепостных крестьян до трёх дней в неделю, он навлёк на себя гнев землевладельцев. Государь и сам легко впадал в ярость, но так же быстро и остывал. Он мог высечь розгами перед строем за малейшую провинность офицера, и не тронуть пальцем простого солдата. Сам будучи весьма умеренным в питании и одежде, Павел I просыпался с рассветом, спозаранку поднимал своих секретарей и принимал доклады сенаторов. Посему видно, что простить таковое потомки именитых дворянских фамилий ему не могли. Заговор против государя назрел из доверенных его лиц, ставших впоследствии предателями помазанника Божия, как бы сам собою. Но что горше всего – поддержали тайный, подлый сговор и лица из семьи самого государя. Вероятно, он знал об угрозе своей жизни из донесений, или только о сём догадывался, но всякий раз гневался, когда ему на то намекали…»
Далее несколько строк ниже в записях были густо замалёваны чернилами. Вероятно, речь в них шла об участии в заговоре сына Павла Петровича – самого царя Александра I. Крест отцеубийства стал его Голгофой.
«…Много добра втайне сделал Павел Петрович простому народу, продолжалось далее… – Он повелел выставить в подвальном окне Зимнего дворца особый почтовый ящик, куда жители столицы могли бросать записки о любых личных нуждах, о недостойном поведении и попустительствах вышестоящих лиц и прочего. Государем было лично разобрано множество дел «из почты», а просящим оказана посильная помощь.
При сём благом деле настроение общества к царю быстро ухудшалось – иностранная музыка и мода оказалась под запретом – носить «якобинские» наряды и «вольные» причёски обществу не дозволялось.
После кончины Павла I по Петербургу забродили слухи об умученном за правду святом государе и о блуждающем около Михайловского замка его призраке. На его могиле в Петропавловском соборе свершались чудеса: горожане начали молить покойного государя, как святого, прося у него заступничества в делах, особенно в тяжбах с чиновниками, в помощи обиженным сиротам и вдовицам. Так Павел Петрович до сих пор помогает всякому его просящему. Примеров сему есть множество…»
Эти черновики, как предположили для будущих мемуаров, нашли в бумагах тайного советника и друга Павла I графа Алексея Ивановича Васильева и уже после смерти царя передали новому императору Александру I. И видевший убийство отца сын не только не наказал вельможу, но пожаловал ему новую должность министра финансов в своих министерствах. Но в кончине самого графа спустя всего несколько лет после воцарения нового государя тоже нашли немало странностей.
Хранились те бумаги в маленьком ларце вместе с предсказанием Павлу I старца Авеля, пока их не передали, как и было завещано монахом – через столетие потомку царя – правящему государю Николаю II. Сложенные вдвое эти два полуистлевших листа хранились в его карманном молитвослове.
Накануне революции он хотел созвать комиссию и канонизировать Павла I. Но февральская смута показала – пришло его время уйти. А если б он не ушёл неужто и его постигла участь Павла Петровича? Хотя чему тут удивляться… Вся его семья, почти все великие князья – дядюшки, тётушки, братья и даже племянники выступили против него. Недовольны его политикой были, как сказал ему один из министров – массы! Ещё в разгар революции 1905 года сам великий князь Николай Николаевич в его кабинете чуть ли не на коленях умолял племянника подписать указ о даровании Конституции, чтобы «остановить смуту», или, пригрозил он, доставая из кармана пистолет, – «Я застрелюсь у тебя на глазах. Мне надоело!»
