1. Пролог
Пролог
За четыре года до основных событий.
– Страшно это…
– Что страшно?
Данила перевел взгляд со спин в серой, синей и черной одежде на лицо мужчины, стоявшего рядом с ним.
Это был его однокурсник. Когда-то просто Пашка, теперь – Павел Дмитриевич Первичев. Вполне уважаемый человек в отрасли. Руководитель корпоративной практики одной из юрфирм средней руки. В звезды Пашка никогда не целился в отличие от Данилы. Умел довольствоваться не малым, но досягаемым. В принципе, в какой-то мере оказался в этом прав. Ведь ещё шаг – и Пашка станет в своей фирме партнером. Насколько Данила знал из сплетен и разговоров, это вопрос нескольких месяцев. Это не топ, но достойная уважения заслуга. И сейчас вроде бы даже можно поздравить товарища, но как-то… Повод не тот.
Так получилось, что встретились они на кладбище. На похоронах человека, который стал когда-то для самого Данилы учителем. Взял за руку и ввел в профессию… Больше десяти лет назад, получается.
А для Пашки был просто преподавателем, большим юристом, чью память считалось уместным почтить уважением.
– Это… Живешь-живешь. Он же молодой совсем был. Ему и шестидесяти не исполнилось. Планируешь себе. О будущем думаешь. А потом… Инфаркт за рулем.
Мужчина в дорогом пальто той же фирмы, что было надето на Даниле, немного скривился, глядя наискось туда, где находилась «голова» их нерадостной процессии.
Новость о внезапной кончине Щетинского ударила, как гром среди ясного неба. Причем как-то так получилось, что практически по всем, его знавшим.
Всё же классик понимал, о чем говорил, упоминая ужас смертности внезапной. Вместе со смертью Щетинского его познали все. И все немного испугались будто за себя.
Почувствовав, как противный осенний ветер пробирается под воротник пальто, Данила приподнял его, а потом повернул голову…
В первых рядах, если уместно так говорить, стояли семьи Петра.
Нынешняя и прошлая. Жизнь Щетинского сложилась так, что их у мужчины было две. Не одновременно, конечно же. Поочередно. Всё же он – честный человек. Во всяком случае, с другой стороны Данила его не знал. Жесткий. Требовательный. Непоколебимый. Но честный и достаточно сильный, чтобы рвать то, что пришло время рвать. И рисковать строить то, в чём видит смысл.
Что в профессии, что в личном.
От первой жены у Щетинского было два сына. От второй – дочка.
Насколько Данила знал, между собой они не ладят, что и неудивительно. Лично знаком он был со второй женой – Еленой – виделись на корпоративах, общались ситуативно, поздравляли друг друга с праздниками. Он даже в дом Щетинских был вхож. Не друг, но дорогой гость, которому рады. Не притворно – искренне.
И он так же искренне был благодарен за всё это.
Когда-то студент-старшекурсник, которого Щетинский заприметил на лекции (Петр вел в университете, который в своей время закончил, гражданку и корпоративку) и предложил стажировку.
По её завершению взял на должность младшего юриста. Учил, хвалил, иногда журил или даже орал, но Данила всегда знал – всё заслуженно.
И каждое из повышений тоже. До юриста. До старшего. До советника…
И не случись со Щетинским беда – дальше они шли бы так же вместе. Данила рос бы, держа наставника примером. Петр – гордился бы своей причастностью и чуйкой на таланты. Потому что Данила им был, сам понимал это прекрасно. Но не судьба…
– Ты валишь из Лексы, я правильно понимаю?
Данила занырнул в размышления, но вопрос услышал. Ещё несколько секунд смотрел на вдову Щетинского, дальше скользнул взглядом по его младшей дочери… Перевел на спросившего Пашку…
– Валю.
Ответил честно. Скрывать смысла не было. Это, на самом деле, понятно. Здесь никакой сенсации.
– Уже знаешь, куда?
Паша спросил, Данила просто кивнул. Его давно хантили. Он всегда отказывался. Чувствовал долг перед Щетинским. Видел перспективу. Слава богу, ума хватало понимать, как дорого стоит воспитать хорошего юриста и как долго эту инвестицию можно отрабатывать.
Он собирался отработать сполна. Только Щетинского уже нет… А что будет дальше – очевидно.
– Ну и правильно. Тебе там не дадут расти. Без протекции Петра… Да и вообще несладко будет.
Данила кивнул, возвращаясь взглядом к девушке, от которой недавно оторвался.
Дочь Щетинского зовут Санта.
Сейчас её голова покрыта черным полупрозрачным платком. Пожалуй, чуть темнее волос. Спина ровная, взгляд стеклянный.
Она смотрела перед собой, обнимая плачущую мать за плечи.
Совсем молоденькая. Семнадцать лет, но уже с характером. Это одновременно видно и чувствуется.
На лице – пустота. Ни единой эмоции. Наверное, в отца пошла. Потому что тот тоже так умел. И других учил. Ведь судебный процесс – это во многом тот же покер. Сила твоей позиции читается не только по процессуальным документам. Иногда проигрываешь, потому что сдал себя лицом.
– Их тоже жалко… Сожрут ведь…
– Кто сожрет? И кого?
Пашка прокомментировал будто в никуда, Данила нахмурился, возвращаясь взглядом к товарищу.
– Дочка слишком юная. Говорят, только на юрфак поступила. Папу порадовать хотела. Жена… Ну ты сам понимаешь. Всегда при нём. Как за каменной… Беспечная… А каменной больше нет…
Прозвучало отчасти излишне художественно, отчасти слишком правдиво.
Данила снова медленно скользил по толпе. Остановился на Санте. Увидел, что в какой-то момент у нее закрываются глаза, она сглатывает, по бледной фарфоровой щеке скатывается слеза…
Первая, если Данила не ошибается. И это почему-то колет в сердце.
– У Щетинского много должников. В благодарность их не бросят.
Данила произнес уверенно, продолжая задумчиво смотреть на профиль девушки, которая берет себя в руки очень быстро. Запрокидывает голову, смотрит в серое небо, выдыхает…
А потом снова перед собой стеклянно, прижимая мать сильнее.
Умница. Достойная дочь своего отца. Со всем справится.
Это крутится в голове Чернова, пока он не отрывается от неё, пока не смотрит снова на Павла.
Который хмыкает как-то многозначительно, поворачивает голову, скептически вздергивает бровь…
Мол, взросленький, а в сказки веришь…
– Сожрут, Данил… Помяни мое слово…
И дает вроде как предсказание, которое внезапно отзывается в Даниле вспышкой злости, которую он быстро тушит.
Отчасти, потому что глубоко в душе и сам это понимает. Их бизнес жесток. За добро никто не платит. В этом океане плавают акулы. «Других» акулы съедают. Усопший Щетинский – счастливое исключение.
Отчасти, потому что ему по какой-то причине не хочется, чтобы Щетинских теперь сьели…
Взгляд возвращается к девичьему профилю, Данила видит, что Санта поворачивает голову, проходится по толпе, её не видя, а на нём задерживается. В зеленых глазах что-то зажигается. Он видит там жизнь. Жаль только, что её жизнь сейчас – боль.
