Неубранная комната с разбросанными вещами сродни потерянной душе,
разорванной в клочья.
Квашнин А. В.
1953 год
Извилистая разбитая колдобинами дорога разделяла деревенскую улицу на две половины. Старые покосившиеся избушки с резными ставнями, обнесённые серым штакетником, заросшие полынью, чередовались с новыми нарядными белыми домами, окружёнными заборами. После страшной войны, надёжно схоронившей на полях сражений нескольких сельчан, народ немного воспрял духом и в надежде на лучшую жизнь принялся строить дома, колхозные склады, корпуса фермы. Деревня по-прежнему жила в нищете, но государство активно финансировало восстановление хозяйственных объектов, в том числе жилья. И вот, одним ранним летним утром, поднимая клубы пыли, подскакивая на кочках, в деревню, чихая и тяжело кряхтя, вкатился старый грузовик. Кузов его был доверху набит новеньким красным кирпичом. В круглой темно-зелёной кабине, подпрыгивая на диване, одной рукой крутя огромную баранку, на ходу курил самокрутку пожилой водитель в грязной замасленной робе. Щёку мужчины украшал багровый шрам – след от поцелуя осколка снаряда, полученный в бою. Ветеран смотрел на оживающую деревеньку из маленького окна кабины и улыбался. Хорошо, легко было на сердце. За эту землю он воевал, за эти зелёные молодые тополя рисковал жизнью, за эти радующие глаз белые хаты, за счастье будущих поколений остались лежать под небом его друзья. Задумавшись, водитель не заметил яму на дороге. Грузовик тряхнуло, мужчина ударился головой о крышу. Он потёр место ушиба и, рассмеявшись, сказал кому-то: «Тьфу ты, поросячье вымя!».
Автомобиль проехал в центр села и остановился возле толпы строителей, сверкавших на солнце загорелыми спинами, заливавших фундамент колхозной конторы. Двое пожилых мужчин в старых костюмах и фуражках стояли немного поодаль и о чём-то спорили. Водитель заглушил двигатель, выпрыгнул из кабины, выбросил окурок и направился к ним:
– Здорово, мужики! Где мне найти председателя Корнеева?
– Я председатель. Пока ещё, – ответил пожилой мужчина с седыми висками, пробившимися из-под картуза. В его серьёзных грустных глазах угадывалось множество перенесённых испытаний. Ветеран со шрамом сразу это прочёл, крепко пожал ему руку.
– Ну, тогда принимай помощь! – водитель указал на грузовик. Председатель мягко улыбнулся и ответил глухим голосом:
– Спасибо.
Лихая тройка мчалась по деревне, бубенцами возвещая всему миру о великой радости. В деревянной подводе позади кучера сидели молодожёны: Григорий и Клавдия Крагины. Молодой супруг, в клетчатой рубахе, крепко сжимал в объятьях сидевшую рядом жену в пёстром платье. В руках она держала душистый букет полевых цветов. Следом за ними неслись в таких же телегах друзья, подружки. Гармонист без пальцев на одной руке, старый дядя Миша, прошедший две войны, похоронивший сына, погибшего под Сталинградом, разливал по улицам села задорные пиликающие мотивы. Ярко светило летнее солнце. Родная деревня встречала влюблённых глянцевыми зелёными листиками тополей, очнувшимися от зимнего сна. Бежали за процессией дети, с лаем догоняли собаки. Казалось, одновременно с сердцами Клавы и Гриши расцвело и засияло всё вокруг: фиолетовые сладкие цветы, зелёная гладкая мурава, синяя волнистая гладь озера. В воздухе витало ощущение праздника. Экипажи останавливались у каждого столика, выставленного на дорогу, принимали поздравления, выпивали. Не умолкала гармонь дяди Миши. Подъехали к памятнику солдатам, не вернувшимся с войны. Музыка затихла. Молодожёны в окружении друзей молча прошли в открытую калитку и остановились у стелы, на которой крупными буквами было выдавлено: «Никто не забыт, ничто не забыто». И ниже: «1941–1945». Из глаз Клавдии потекли по щекам крупные словно бусины слёзы. Тихо стояли по бокам друзья. Девушки положили к памятнику свежие цветы. Одна из них сняла с головы венок из ромашек и оставила его у ног каменного солдата. Григорий сильнее прижал к себе жену. Она плакала и шептала: «Спасибо, спасибо, спасибо…».
Гуляли на славу. Половицы в доме ходили ходуном. Звала снова и снова в отчаянный пляс дяди Мишина «чертовка». Молодые танцевали, старые пели грустные песни о былом, о войне. Стол украшало обилие домашней закуски: варёный картофель, солёные огурцы, маринованные грибы, копчёное сало, домашний хрустящий испечённый в русской печке хлеб, жареные караси, свежий зелёный лук. Гости пили сладкий и вонючий самогон, добросовестно сваренный Семёнычем, братом дяди Миши. Каждый раз, когда кричали «горько», молодые поднимались со стульев, краснели, смущённо и быстро целовались.
Стемнело. На крыльцо вышли покурить Григорий и двое его самых близких друзей: Анатолий Бондарь и Андрей Расмус. Они знали друг друга чуть ли не с пелёнок, выросли в одной деревне, ходили в одну школу, жили в одном краю. Гриша и Толя уже отслужили, работали в колхозе, Андрей учился в городском институте на агронома. Друзья оторвали клочки от газеты, насыпали на них из мешочка рубленого табаку, свернули самокрутки. Закурили. Темнота окутала улицу. Где-то в соседнем дворе брехала собака. Ярко светили на чистом небе жёлтые звёзды. Жужжали над ухом назойливые комары. Тяжёлый дым на мгновение разогнал их. Первым тишину нарушил задумчивый Анатолий:
– Вот так, Гришка! Новая жизнь началась. Ты только подумай! Щас немного и дети пойдут.
– Да, не успели оглянуться, детство пролетело, – ответил Григорий. – Вчера сами босыми бегали по деревне, а завтра, глядишь, Григорич маленькими ножками пойдёт по земле-матушке…
– Дай бог только нашим детям жить не в такой нищете, в какой мы росли, – после паузы выдал всегда по-детски весёлый, а сейчас вдруг повзрослевший Андрей. – Мы должны сделать так, чтобы у них всё было. Чтобы наши отцы видели, за что воевали. Чтобы наши дети гордились нами, – будущий агроном посмотрел на тёмные силуэты друзей. Они смотрели на него молча некоторое время, затем Крагин придвинул обоих парней к себе, прислонился к их головам широким лбом и сказал:
– Мы сделаем. Обязательно сделаем. Это наш долг.
1954 год
Тёплая ранняя весна наградила тополя блестящими маленькими листьями. Сияло новенькими белыми стенами только что возведённое здание конторы. Что-то неуловимое, завораживающее скрывалось в этих стенах. Не похожа она была на обычный дом-коробку с квадратными окнами. Выступающий массивный фундамент, тяжёлый нависающий фасад, резные наличники придавали постройке вид прочной и надёжной крепости. Вход украшало огромное крытое деревянное крыльцо в виде прямоугольной террасы с пришитыми внутри к стенам лавочками. Снаружи оно было обшито орнаментом из дерева.
