«Уважаемые пассажиры, занимайте обе стороны эскалатора!», – Геннадий Петрович понял, что женщина в красном берете, мимо кабинки которой он только что прошел, обращалась именно к нему. Тогда он, держа осанку и почти не хромая, бросил последний взгляд на сотрудницу метрополитена и шагнул на ленту эскалатора. Женщина в красном берете удалялась, и Геннадию Петровичу не оставалась ничего, кроме как усмехнуться и подмигнуть ей, мол, я вас услышал.
Теперь, оказавшись между станцией и поверхностью, Геннадий Петрович повернул голову и увидел, что на одной ступеньке с ним стоит Ира. С Ирой они, не сговариваясь, старались избежать друг друга: Геннадий Петрович замедлил шаг при подходе к эскалатору, а девочка наоборот – ускорилась, крепко сжав лямки рюкзака. Но разделиться им не удалось – ускорение, приданное Геннадию Петровичу женщиной в красном берете, привело к тому, что Геннадий Петрович и Ира встали рядом.
Ира раздраженно выдохнула: мало того, что ее, уже взрослую, почти тринадцатилетнюю, только после недели уговоров отпустили по делу на соседнюю ветку метро, так еще и дедушка увязался за ней следом. Вот нечего старому делать! Сидел бы дома и смотрел телевизор! Дачный сезон пару недель назад закончился, а лыжный сезон еще не настал, и в этот период Геннадий Петрович от собственного безделья докучал всем домашним. Ира вспомнила о сезоне лыж и снова раздраженно выдохнула: уже через пару месяцев каждая ее суббота будет начинаться с шансона по радио в дедовской машине, затем приправляться шансоном из динамиков турбазы, пока она и семейство нарезают круги по лыжне, и заканчиваться шансоном в исполнении самого деда, когда он будет натирать лыжи парафином…
– Сколько идти-то?
Ира так задумалась, что забыла о том, что виновник всех ее неудачных суббот стоит рядом. Она уже почти воткнула наушник в ухо, но пришлось развернуть к деду лицо.
– А?
– До лавки этой. – Геннадий Петрович старался не выдать, что ему эта поездка совсем не нравится. Он решительно не понимал, зачем это Ире понадобилось покупать то, что она решила купить, да еще и за такие деньжищи.
Девочка помолчала, потом разблокировала телефон.
– По карте посмотришь? – Спросил Геннадий Петрович, заглядывая через Ирино плечо. Будь ее воля – она бы отошла от деда, но путей отступления не было. И спереди, и сзади по обеим сторонам эскалатора стояли люди.
– Пятнадцать минут. – Сказала она, убирая телефон в карман толстовки.
Геннадий Петрович решительно не понимал Иру. Она была его старшей внучкой, и он, откровенно говоря, любил ее больше всех остальных внуков. Раньше все было проще, можно было шутить и смеяться вместе, однако сейчас любые попытки развеселить себя Ира воспринимала в штыки. Она обижалась и уходила, игнорировала любое намерение деда наладить с ней контакт. И вот сейчас – услышав, что Ира собирается поехать в странную лавку на другом конце Москвы, дедушка напросился с ней. Геннадий Петрович надел свой лучший костюм, начистил ботинки и даже взял шоферскую восьмиклинку для самого презентабельного вида, а Ира… А, впрочем, что говорить. Современная мода была загадкой для Геннадия Петровича.
– Выйдем на улицу – сразу направо. – Оповестила девочка. Тяжелая цепь на ее штанах звякнула, когда она снова доставала телефон.
Геннадий Петрович был человеком откровенным, но в разумной степени. Он никогда не сказал бы, что рядом с внучкой, одетой в странные цветастые вещи, он испытывает в каком-то роде стыд.
И Ира, хоть была человеком искренним, не сказала бы никогда, что дед, одевающийся даже в магазин за хлебом, как на парад, носящий странные кепки и ботинки с квадратными носами, заставляет ее чувствовать себя неловко.
– Какая у тебя замечательная программа. Очень удобно. – Сказал Геннадий Петрович, стараясь хоть как-то завязать диалог. Обычно проблем с этим не было, и он заводил новых друзей, сидя в очереди в больнице, отовариваясь на рынке и заезжая на СТО. Однако тяжело завязать беседу, когда с тобой не хотят говорить.
