ГЛАВА 1. 2030
Я медленно шла по асфальтированной дорожке, ведущей к моему (крайнему) подъезду, заканчивающейся тупиковым разворотом. Идти быстрее не было сил, у меня их почти никогда не было с тех пор, как всё изменилось. Но сейчас я ощущала покой и нечто, похожее на счастье. Разросшиеся по обеим сторонам липы, ивы, яблони, сирень, жасмин и черемуха создавали душистый зеленый свод надо мной, отгораживая от остального мира, от палящего солнца. Мне было тепло и комфортно; солнце я любила, особенно, когда оно пробивалось сквозь густую влажную листву. Ни души вокруг — соседи разъехались по дачам. Ни крика детей, ни шума машин, ни треска газонокосилок. Чудесно.
Я хотела вспомнить, мне казалось… Спросить у Дэвида не представлялось возможным. Дэви мой муж. К счастью, он достаточно лоялен, чтобы не выпытывать, сколько я трачу и на что; куда хожу, с кем общаюсь. Другого я бы не выдержала… Но, зато и я не могу в очередной раз задать ему вопрос: отложил ли он достаточную сумму на следующий месяц, сколько средств на его личной карте. Или же лишь на моей (то есть той, которую он предоставил в моё распоряжение), — находятся все наши сбережения.
Если бы я была умной, я бы вспомнила сама. Ведь он говорил мне, и не раз. Но я не помню, я опять забыла. Сейчас это имеет огромное значение, а спросить я не могу. Он поймет, что я всё истратила (раз меня так волнует этот вопрос), а также поймет — что я не помню вчерашний (или позавчерашний) разговор.
Была бы я умной, я жила бы иначе. Наверное. Как-то иначе. Мне кажется, что другим живется проще, хотя, возможно, все притворяются? Притворяются, что помнят твоё имя, профессию, как и когда вы познакомились; более того — что им это интересно. Притворяются, что помнят, сколько денег израсходовали вчера; помнят, сколько стоит купленный неделю назад шкаф, а сколько — двухнедельный отдых на море. Помнят о том, что говорят им супруги, не испытывая при этом нужды старательно напрягать мозг, так, что от этого болит голова; не создают множество тайных папок, в которые заносят пароли, имена, названия, — любую важную информацию, которую будут переспрашивать и переписывать вновь и вновь, забывая, куда и что записали.
Нет у меня болезни Альцгеймера. Ну, я думаю, что нет. Мне просто мучительно неинтересно всё, что не окрашено сильными личными эмоциями.
Моя мать была ведьмой. (Впрочем, она и сейчас где-то есть, да только я не в курсе её дел.) Не слишком удачливой, не слишком талантливой. Скорее, она лишь считалась таковой, я думаю, — поскольку была принята в братство, прошла инициацию. Кажется, на сегодняшний день это не звучит чем-то особенным? Ведьм сейчас — пруд пруди; слово это давно никого не пугает. Покажите мне современного человека, который ни разу не гадал у колдуна или астролога, не пытался изучать Таро, Руны, Иц-Зин, Рейки, или Метафорические карты; не привлекал успех с помощью аффирмаций, не закидывал на люстру красные трусы с целью повышения удачи… Разве что редкие ископаемые, такие, как Дэвид.
Существовала некая трагическая история, связанная с моей матерью. Хотя, думаю, все дело в её психике, а любовь и магия — очередное прикрытие, оправдание своих странностей в собственных, в первую очередь, глазах. Возможно, главной героиней истории была не сама мать, а Писательница, чьи публикации можно найти и сейчас — но лишь через сайты матери и тётушки. Как они связаны — не знаю. Писательницу я никогда не видела вживую. Может быть — она и моя мать — одно и то же лицо? Правда, я отчего-то уверена, что мать в жизни не написала ни строчки, — она предпочитала телефон и голосовые сообщения. И уж явно не тётушка… Жива ли Писательница теперь? Человек ли она вообще — или только интернет-страница? Иногда она отвечала на вопросы по творчеству. Но это вполне мог оказаться робот, или некий литератор из тех, что вели официальную страницу. Мне так не хотелось знать этого! Вру. Опять вру. Вначале я просто упивалась этим, раскапывая тайны, наслаждаясь своей значимостью. Затем поняла, что нет никакого смысла в историях из прошлого других людей, и уж тем более — значимости того, кто занимается этим.
Тогда мне захотелось забыть. Прекратить всё это, и жить, просто жить, вот как Дэви. Жаль, что мы не так близки с ним, как хотелось. Стену воздвигла я, а он принял её, как принимал во мне всё. Может, лучше бы он не был таким понимающим и покорным. Не знаю.
Я должна была стать гораздо сильнее матери. Но когда поняла, что до смерти устала притворяться, будто бы для меня это важно, — я прекратила, обрубила все контакты с потусторонним миром. Я хотела покоя. Покоя, и обычной, размеренной жизни, которую не могла себе позволить.
Стоило мне зайти в сумрак прихожей и переобуться в тапочки, как запиликал телефон. Хорошо, что мобильный интернет у меня отключен, иначе братец доставал бы меня и на улице.
— Привет, — я сунула наушник в левое ухо.
— Почему до тебя не дозвониться? — обычно глубокий бас брата звучал взвинчено, выше обычного. — Прячешься от меня?
— Стас, я только пришла домой.
— Ты помнишь? Можешь помочь? Прямо сейчас. Пойми, сестра, мне нужно прямо сейчас! Это очень важный опыт, если я прерву его — не ручаюсь за последствия!
— Да, я же обещала. Сейчас переведу.
Заслышав мое усталое спокойствие, брат заговорил мягче.
— Вот ты умничка. Я знал, что ты поймёшь. Ты одна знаешь, как важно…
— Сколько перевести? — перебила я.
— Пятьдесят. Нормально?
— Да. Только пойми, Стас, — я не могу снабжать тебя бесконечно. Сейчас — да. Но мы ведь не печатаем деньги. Хорошо, пока есть возможность.
— Ну, договорились. Сестренка, я понимаю. Но где мне взять нужную сумму, если я ещё учусь? Клиенты бывают, но редко и мало. Ты в блоге могла бы дать мою рекламу…
— Ну уж, нет. — Не нужна мне лишняя головная боль — не стану я смешивать свой спокойный женский блог о моде, прическах и макияже — с идеями сумасбродного Стаса. Хотя, думаю, клиентки появились бы очень скоро, обоим на руку. Тем не менее, я отказывалась наотрез. Покой дороже. — Своей репутацией скептика ты дорожишь, а мне предлагаешь взвалить на себя твои эксперименты. Что ты хоть творишь сейчас? — я всё же не удержалась.
— Я опускаюсь в прошлое. Я нашёл множество фактов, указывающих на старое место захоронения. Ещё немного, — и я доберусь до места, где спрятал когда-то свои труды! Нельзя же остановиться на полпути! И почему мать вечно была против?
— Она говорила — ты торопишься. Всё придёт в свое время, и не надо ускорить события. Учился бы пока спокойно!
Я не знала, отчего покоряюсь брату. Просто внутри меня сидела уверенность, что я должна снабжать его деньгами. Не задумываясь. Большую часть детства, в отличие от меня, он провёл у бабушки, да у тетки. Мать проводила с ним совсем не много времени, и, чудится мне, не столь уж любила его.
