Александр Амфитеатров - Стихотворения

Стихотворения
Название: Стихотворения
Автор:
Жанр: Современная проза
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: Не установлен
О чем книга "Стихотворения"

«Споём мы на лад петербургской земли:

– Ой, ладо, ой, ладушки-ладо!

В морском министерстве намедни сожгли

Учебник полковника Кладо.

Почто же такой возгорался костёр,

Как призрак былых инквизиций?

Крамольный учебник был слишком остёр

В разборе цусимских позиций…»

Бесплатно читать онлайн Стихотворения


Зловредный полковник и спасительный костёр

>Петербургская баллада

По распоряжению морского министерства у слушателей военноморской академии был отобран учебник полковника Кладо. Из учебника были вырезаны и сожжены страницы, заключавшие в себе критику некоторых деятелей русско– японской войны, а также проводившие взгляды на необходимость отстаиванья своих мнений. После операции книга была возвращена слушателям.

(«Киевская Мысль» № 64).
Споём мы на лад петербургской земли:
– Ой, ладо, ой, ладушки-ладо!
В морском министерстве намедни сожгли
Учебник полковника Кладо.
Почто же такой возгорался костёр,
Как призрак былых инквизиций?
Крамольный учебник был слишком остёр
В разборе цусимских позиций.
Коварною ложью смущая умы,
Шептал он, с кивком на уронцы,
Что в битве тогда победили не мы,
А нас расчесали японцы.
Сплетая для внемлющих юношей сеть,
Шипел он змеиным обманом,
Что надобно думать, сужденья иметь,
Не быть автоматом-болваном.
Но зоркая Правда на хитрую ложь
Восстала с коробкою спичек,
И вырезал ложь из учебника нож,
И вспыхнули пачки страничек.
Безумный полковник! ты вник ли, когда
Преступное тлело тисненье,
Что паче ерунд всех твоя ерунда —
Отстаивать право на мненье?
Держи, коли велено, руки по швам,
Нам критиков даром не надо…
На лад министерский пропели мы вам:
Ай, Кладо! Ай, Кладушки-Кладо!

Ода на победу над граммофоном

Тов. м.в.д. Золотарёв обратился к Щегловитову с предложением ввести цензуру граммофонных пластинок.

Телеграмма
Ты знаешь бич ужасный века?
Ты слышал звук удавный тот,
Как будто душат человека,
А он, хоть душат, всё поёт?
Внебрачный правнук аристона,
Синематографа кузен,
Под мрачной фирмой граммофона,
Россию взял в крамольный плен.
Холмы, долины, грады, веси,
Взревели, им оглашены,
Как будто в них вселились бесы,
Геенским скрежетам верны.
Но в помещении закрытом
Ещё свирепей граммофон —
Как будто болен дифтеритом
В нём даже Собинова тон!
Орёт жестокая машина,
Хрипя, храпя, шипя, звеня —
Гремит Шаляпина «Дубина»,
Его-ж – «Колена преклоня»!
То – Карапетом либо Ицкой
Врёт анекдоты без конца,
То заголосит вдруг Плевицкой
Скандал про «Ухаря-купца».
Подобны ржавому железу
В нём трели даже серебра…
Порою грянет «Марсельезу»,
Порою рявкает «ура»!..
А, в заключение несчастий,
Звончее, чем локомотив,
Гнусит он Вяльцевою Настей,
Как будто насморк захватив.
Но граммофонного страданья
Свершился рок, окончен срок,
И, горделивым в назиданье,
Готов решительный урок.
Патриотической натуре
Несносен стал крамольный рёв,
И подчинить его цензуре
Решил мосье Золотарёв.
Статьёю сто двадцать девятой
Заткнётся дерзостная пасть.
Узнаешь, граммофон проклятый,
Что значит крепкая-то власть!
Одет в намордники повсюду,
Явишь закона торжество,
Пища: «простите! я не буду!
Не буду больше, вашество!».
Спасла от горя государство
Опять Всевышнего рука,
И новый опыт Золотарства
Прославят русские века!

Афоризмы

1
Наш век – таинственный и пёстрый маскарад, —
Такого не найти ни в песне нам, ни в сказке! —
Где ум давно надел дурачества наряд,
А глупость с важностью гуляет в умной маске!
2
Когда ты истинный поэт,
Твори без фанаберий,
Не издавай свой юный бред
И не пиши мистерий.
Не позднее 1912

Мнительный лаокоон, или Обжегшись на молоке, станешь дуть и на воду

Хоть говорят, говорят, что «времена уж не энти-с!»,
Но – timeo Danaos et dona ferentes![1]
Стал полицейский смирней, не сразу он тычет нас в dentes,[2]
Но – timeo Danaos et dona ferentes!
Меньшиков вновь либерал… Колпак хоть фригийский наденьте-с,
Но – timeo Danaos et dona ferentes!
Отдан под суд генерал, да какой еще! в анненской ленте-с!
Но – timeo Danaos et dona ferentes!
На либеральном играть кто не горазд инструменте-с!
Но – timeo Danaos et dona ferentes!
Ох, крокодильей слезы не было б в сем инциденте-с!
Ох, timeo Danaos et dona ferentes!
Много весны на словах! Нам покажи в документе-с…
Да-с! Timeo Danaos et dona ferentes!
Чуткая юность мрачна… Жив, значит, нюх-то в студенте-с!
Timeamus Danaos et dona ferentes.[3]
30 ноября 1904
Рим

Герой нашего времени

Позвольте рекомендоваться:
Я петербургский либерал.
Люблю в идейках завираться…
Но – кто не врал? Но – кто не врал?
Я красен, но и осторожен:
Рад слово смелое прочесть,
Но – тем, кто неблагонадежен…
Имею честь! Имею честь!
Мысль зарубежную смакуя,
Шлю эмигрантам комплимент,
Но в русских недрах – начеку я:
Я не студент! Я не студент!
Прогресса заповеди верен,
Кляну я тьму: да будет свет!
Но – друг мой неблагонамерен…
Нас дома нет! Нас дома нет!
Пленяем остроумья ширью,
Бывает, брякну что-нибудь…
Но – чтобы рисковать Сибирью?!
Счастливый путь! Счастливый путь!
Святой гуманности поборник,
Я равноправья женщин жду.
Но – если бьет курсистку дворник,
Я обойду! Я обойду!
Люблю раскупорить котомку!
Когда с друзьями я кучу,
Пью смело тост – «за Незнакомку!!!»
Но кто она – молчу! молчу!
Я зол, что нравы наши грубы:
От произвола гибнет Русь!
Но – треснет мне хожалый в зубы…
Я оботрусь! Я оботрусь!
Всегда, везде, во всем я – влеве!
Отрежу правду – хоть царю!..
Молчал как мертвый я при Плеве,
Зато при Мирском – говорю!!!
За право земства – новый Муций —
Борюсь я в гордой тишине.
Но… земцы ищут конституций!!
Я в стороне! Я в стороне!
Свободу я люблю без меры
И проповедую везде.
Но – сколь противны мне эсеры!
Как ненавистны мне эс-де!
Горит душа невыносимо!
Я революцией дышу!
И только Горького Максима
Не выношу! Не выношу!
Свободу прессе! К свету! К свету!
Я – гласной правды паладин!
Но – хлопнут честную газету…
Так подпишусь на «Гражданин»!
На безобразия цензуры
Негодовать я храбр и быстр.
Но – на меня карикатуры?!
Карай, министр! Ссылай, министр!
Я в убеждениях упорен,
В устоях – просто исполин:
Я тверд, как Алексей Суворин…
Отец, конечно, а не сын!
Еврейства мукам и печалям,
Согласен я, предела нет…
Но – мы знакомы с Левендалем:
К нам на журфикс! К нам на обед!
Я прогрессист, но без нахальства,
Мне страшен каждый генерал:
Лишь с дозволения начальства
Я – петербургский либерал!
Характер у меня – лягушкин,
Я – земноводный по уму:
Мне руку даст Бобрищев-Пушкин, —
Что ж? Я пожму! Что ж? Я пожму!
Я компаньон весьма веселый,
Певали мы недурно встарь…
Залиться жутко «Карманьолой»,
Так гряну «Славься, русский царь!».
Пророк пиров, при звоне кубков
«Глаголом жгу сердца людей»…
Вы лишь не требуйте поступков:
Я без затей! Я без затей!
Я не построю баррикады
И цитадели не взорву:
Я к Пасхе жду себе награды
И к Рождеству, и к Рождеству!
Приятен мне огонь протеста,
Но – надо ж чем-нибудь и жить:
Коль прогорит по земству место,
Пойду в полицию служить.
Конечно, горькая опека…
Но учит нас разумный век:
Не место красит человека,
Но красит место человек!
Плачу в гимназию за сына…
По дому трачу денег тьму…
Покорен долгу гражданина,
Я приспособлюсь ко всему!
Готов ходить во всяких бармах,
Кто палку взял – тот мой капрал.

С этой книгой читают
«– А позвольте спросить, милостивый государь: вы не статский советник?Я взглянул в темный угол вагона, откуда раздался этот неожиданный вопрос, и узрел небольшого человечка, одетого в серое пальто. По близорукости и за темнотою в вагоне, я не мог рассмотреть лицо серого господина, плотно укутанное в кашне…»
«Вечером семнадцатого сентября 1879 года судебный следователь города У., Валериан Антонович Лаврухин, был в гостях у своего ближайшего соседа доктора Арсеньева, справлявшего именины своей племянницы Веры Михайловны. Молодая жена Лаврухина, Евгения Николаевна, чувствуя себя не совсем хорошо, оставалась дома. В десять часов она приняла бромистого калия и легла в постель, наказав горничной наведаться в спальню часам к двенадцати и, в случае, если б
Однажды в полицейский участок является, точнее врывается, как буря, необыкновенно красивая девушка вполне приличного вида. Дворянка, выпускница одной из лучших петербургских гимназий, дочь надворного советника Марья Лусьева неожиданно заявляет, что она… тайная проститутка, и требует выдать ей желтый билет…..Самый нашумевший роман Александра Амфитеатрова, роман-исследование, рассказывающий «без лживства, лукавства и вежливства» о проституции в вер
«В течение 1913 года я получал очень много писем, предлагавших мне высказаться печатно о взаимных отношениях А. С. Суворина с А. П. Чеховым. В последнее время количество таких писем значительно увеличилось. Тон некоторых из них звучит уже не предложением, а требованием, а в двух я прочел дословно, что будет нехорошо, если я не напишу о Чехове и Суворине…»
«Гимназист VII класса Егор Зиберов милостиво подает Пете Удодову руку. Петя, двенадцатилетний мальчуган в сером костюмчике, пухлый и краснощекий, с маленьким лбом и щетинистыми волосами, расшаркивается и лезет в шкап за тетрадками. Занятие начинается…»
«С легкой руки мирового, получившего письмо из Питера, разнеслись слухи, что скоро в Ефремово прибудет барин, граф Владимир Иваныч. Когда он прибудет, – неизвестно…»
Вторая и заключительная книга дилогии "Пески Аравии", продолжение "Охотников за пламенем"! Бестселлер New York Times! Восторженные отзывы, высокие места в рейтингах amazon и отличные оценки западных изданий! Роман восходящей звезды жанра Young Adult, по которому телеканал STXtv уже готовит масштабный фэнтезийный сериал. Увлекательное фэнтези с арабским колоритом для поклонников Ли Бардуго и Шеннон Чакраборти!Зафира, Насир и Кифа направляются в Кр
Ильза Мэдден-Миллз – автор бестселлеров Wall Street Journal, New York Times и USA Today.«Не мой Ромео» – первая часть романтической дилогии. История любви знаменитого квотербека и девушки из маленького городка. Джек Хоук не просто плейбой и кумир миллионов. Оказывается, за идеальными мускулами и модельной внешностью скрываются семейные тайны и душевные раны. Он не готов доверять женщинам вновь, но в его жизни появилась Елена. Сможет ли футболист