В апостольской позе на фоне модерна
Короной в зенит упирается башня,
В ее красноречии – плач Агасфера,
Османских послов грозовые демарши.
В расщелинах кладки – седые бациллы,
Большие Медведицы микрогалактик.
За ржавой решеткою чахли сивиллы,
Угасал аравийских апорий фанатик.
Когда в затемненных объемах эфира
Блистают потеки астральных эссенций,
На фресках истертых мигают кумиры,
Маневрируют алчных армад отщепенцы.
В полдневной жаре утихает зыбучесть
Реалий с клеймом вавилонского плена,
Башня свои многомерные кручи
Вводит с огнем золотым в зацепленье.
На праздник языческий можно подслушать
Помпейских бродяг эксцентричные пульсы,
Их нежить фольклорная нежит и душит
В угаре наивных фрейдистских искусов.
На лестницах маются грезы, вердикты,
Иные греховных динамик форматы;
Надтреснутая светотень Эвридики
Пресуществляет Орфея-мутанта.
Точит усталость каркас и фундамент,
А корни стремятся в глухую кромешность —
Зачерпнуть эликсира, руды, амальгамы
И яро лечить свою шаткую внешность.
Несмотря на кипучее суперлекарство,
В меднокаменном теле ползут метастазы,
На венецианских лубочных пилястрах —
Очевидности месопотамского сглаза.
Башня – стан, резиденция гибельных сутей,
Плацдармы законов и ненормативов,
Засада, куда постепенно стекутся
Космогоний, агоний, огней перспективы.
Каждой башне когда-то положено рухнуть,
Все величины трехмерности – мнимы.
Зря старуха Земля над своею прорухой
Поправляет пуды фарисейского грима.
