Вера Шервашидзе - Столетие французской литературы: кануны и рубежи

Столетие французской литературы: кануны и рубежи
Название: Столетие французской литературы: кануны и рубежи
Автор:
Жанры: Монографии | Культурология | Языкознание | Литературоведение
Серии: Нет данных
ISBN: Нет данных
Год: 2015
О чем книга "Столетие французской литературы: кануны и рубежи"

В монографии освещаются ключевые явления во французской литературе на протяжении целого столетия – от рубежа XIX до рубежа XX веков. Методология подхода обусловлена законом «границ и переходов» Бахтина; границы организуют все пространство семиосферы, ее иерархию и функционирование. Инновационные субструктуры или «пограничные», маргинальные явления (М. Фуко) приводят к бифуркации, к «большому взрыву». Достаточно вспомнить об эстетических революциях, непрерывно «взрывающих» культурное поле – декаданс/авангард/модернизм/постмодернизм/литература «переходного» периода. Маргинальные явления, вызревающие на границах, обновляют литературу/искусство, интегрируя хаос и конструирование.

Монография предназначена для специалистов, преподавателей и аспирантов гуманитарных факультетов. Она может быть использована при подготовке дипломных, а также диссертационных работ и различного жанра научных исследований.

Бесплатно читать онлайн Столетие французской литературы: кануны и рубежи


© Шервашидзе В. В., 2015

© Издательство «ФЛИНТА», 2015

* * *

I Глава

Кануны и рубежи. Декаданс

На рубеже 19-20 веков начинается новая эра во французской литературе, обусловленная радикальной сменой парадигм… Наступило великое разочарование в неограниченных возможностях разума, в рамках которого европейское художественное сознание держалось на протяжении четырех веков, начиная с эпохи Возрождения. Эти изменения взорвали культурное поле 90-х годов, вызвав эстетическую революцию – декаданс, который складывается под влиянием философии А. Шопенгауэра, Ф. Ницше, А. Бергсона. Идеи интуитивизма Бергсона утверждали превосходство интуиции над разумом, художественного познания над философией, и концепт длительности разрушал историческое время, провозглашая вечную незавершенность в становлении бытия. Ницше определял искусство как триумф воли человека, как «попытку причесать хаос», внести в него пестроту красок и значений[1]…Мир, в философии Ницше, является содержанием нашего сознания: «Человек отражается в вещах, все, что ему отбрасывает его отражение, кажется ему прекрасным»[2]. Шопенгауэровская картина мира – «пространство, время, число…не существуют вне нашего сознания» – трактует мир как «представление сознания». «Внешний мир потерял реальность и превращается в систему субъективных представлений». Шопенгауэр, выросший из романтизма, во многом унаследовал фихтеанскую концепцию мира как отражение романтического «я»; «мир, – писал Фихте, – становится системой зеркал»[3].

В отличие от субъективизма Ницше, Шопенгауэр отрицал действие. Воля трактовалась им как прокрустово ложе страданий, ведущая в никуда. Ницше, напротив, считал волю равнозначной жизненному порыву, преодолевающему трагизм человеческого существования. «Лишь там, где страдают, есть жизнь. Лишь там, где ощущают боль, есть счастье»[4]. Шопенгауэр противопоставляет практическому действию, эмпирическому опыту культ искусства, что привело к разрыву «я» и «мира», «искусства» и «жизни». «Башня из слоновой кости» как идеальное «убежище» художника становится метафорой эстетизма и «чистого» искусства.

Развитие литературы/искусства определяется законом границ и переходов Бахтина. Рубеж XIX-ХХ в. с его радикальными изменениями определяется как переходная эпоха. «Переход (или переходная эпоха) предполагает состояние «пограничья», хаоса и порядка, хаотическое состояние и вариативные поиски, большие скачки, «бифуркации», «точки перелома». Интегративность – главное свойство перехода, т. е. сочетание хаоса и конструирования»[5].

Новая парадигма, отрицающая закон эволюции, порождает восприятие мира как хаоса, в котором нет логики, смысла, закономерностей, а правит случайность. В отличие от Шопенгауэра, Ницше пытался преодолеть трагизм и абсурдность жизни волей к сопротивлению и созданием новых нравственных императивов. Воспринимая философию Шопенгауэра как философию примирения и смирения, он назовет ее декадансом. Этот термин станет обозначением целой эпохи с конца XIX до начала ХХ в. (до 1914 г.). Декаданс – это, с одной староны, система философско-этических ценностей, характеризующихся поиском новых форм выразительности, новыми подходами к истории, времени, психологии, реальности, роману. С другой – умонастроение, актуализирующее мотивы бренности. меланхоллии тщетности существования. Поэтика декаданса, обусловленная эстетизмом, утверждает абсолютизацию Красоты и «чистого искусства». Метафорой «искусства для искусства» становится «башня из слоновой кости». отделенность художника от социальных проблем; осознание несовершенства мира, пассивность. бездейственность. Поэзия «парнасцев» – яркий пример эстетизма. Общий скепсис к рационалистическим формам познания, к позитивизму определил вектор развития пестрой мозаики различных школ и направлений. «Все традиционные искусства вступили в стадию коренной перестройки своих образных структур»[6]. Классическая модель романа, не способная «вместить» новое содержание, разрушается, отвергается атрибутика реалистической поэтики: сюжет, персонаж (миметический), линейность повествования, завязка, кульминация, развязка. Новая генерация писателей, пришедших в литературу в 90-е годы – А. Жид, П. Бурже, М. Баррес, М. Пруст – разрушает бальзаковскую модель романа, укоренившего образ устойчивого однозначного мира, поддающегося интерпретации. Вместо сюжета – калейдоскопическое мелькание картин, лишенных причинно-следственных связей. В романе новой формы сюжет представляет соединение автономных фрагментов, соединенных по принципу мозаики. Финал – открытый, воплощающий протеистичность истины и вечную незавершенность потока становления. Осознание кризиса романа, поиск новых форм и художественного языка обусловили рефлексию писателей на их творчество либо в форме эссе, либо в самом романе. «Одна из важнейших особенностей кризиса романа заключается в том, что писатели демонстрируют интерес к проблемам своего творчества и проявляют пристрастие к их обсуждению в романах, которые они создают»[7].

Гюисманс в романе «Наоборот» (1884) одним из первых во французской литературе разрушил классическую модель романа. Свои размышления о новых повествовательных стратегиях, о новом языке романа и об «идеальном читателе» писатель поместил во вставные новеллы; рефлексия ведется от лица главного персонажа – графа дез Эссента, мечтающего о романе, который «стал бы общностью мыслей писателя-мага и идеального читателя, духовным сотрудничеством, наслаждением утонченных душ, доступных только им»[8]. В «Тетрадях Андре Вальтера» (1891), написанных в форме дневника, от первого лица, Андре Жид создает форму «романа в романе». Герой работает над романом «Ален» и рефлексирует по поводу создаваемого им произведения. В следующем романе писателя «Топи» (1895) – главный предмет изображения – критическое размышление создаваемого главным героем романа, в котором «я» персонажа и «я» писателя сливаются. Возникшая потребность осмысления собственного творчества, идея «идеального» читателя предвосхищают постмодернизм. Этот возникающий диалог культур эпохи канунов и рубежей, т. е. переходных эпох, подтверждает теорию Ю.М. Лотмана о движении культуры через взрывы, во время которых «кривая развития перескакивает на новый, непредсказуемый и более сложный путь»[9].

Конец ознакомительного фрагмента. Полный текст доступен на www.litres.ru


С этой книгой читают
В учебном пособии освещаются ключевые явления в западноевропейской литературе XX века: радикальное обновление художественного языка, новая концепция реальности, скептическое отношение к рационалистическим формам познания. Разрушается позитивистская картина мира, свойственная как классическому реализму XIX в., так и реализму XX столетия. «Эпистемологическая неуверенность» порождает изображения мира как хаоса и абсурда. Отчуждение, одиночество прио
Учебное пособие вводит в социокультурный контекст творчество писателей, изменивших панораму литературной жизни Франции рубежа XIX века и века XX. Методология подхода к анализу ключевых явлений западноевропейской литературы обусловлена теорией маргинальности Ж. Деррида и М. Фуко, как движущей силы модернизации литературы и искусства. В исследовании этих явлений раскрывается диалог культур различных эпох, оказавших инновационное влияние на развитие
Коллективная монография посвящена функционированию массмедиа в среде учащихся и преподавателей: выбору источников информации, режиму потребления, влиянию агентов социализации на взаимоотношения со СМИ, а также проблемам информационно-психологической безопасности всех участников коммуникационных процессов.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.
В книге раскрыто содержание труда руководителя образования в 21 веке: специфика вхождения в должность; создание автономной социальной системы; развитие организационной культуры личностного и профессионального становления; управление изменениями; разработки и внедрения кадровой политики; управление качеством образования и процессом выполнения работы учителя; обучение, вовлечённость и мотивация персонала; развитие демократии и доверия в организации
В монографии на основании проведенного комплексного исследования феномена научно-технической революции (НТР) разработана атрибутивная концепция НТР. Автор формулирует и обосновывает атрибуты НТР (фундаментальные признаки, направления, этапы, тенденции, активные и пассивные зоны, базисные технические средства познания, негативные и позитивные трансформации зон, движущие силы) и закономерности их связей. Обосновывается вывод о двух НТР в мировой ис
От автора. Если бы сегодня меня спросили, а каким читателям адресованы мои стихи, я бы, не задумываясь, ответил словами поэтессы Ренаты Мухи – бывшим детям и будущим взрослым.
«…Мы не без намерения так подробно изложили содержание этой повести. Мы хотели приобрести полное право спросить наших читателей: понимают ли они хоть что-нибудь в этой груде нескладных небылиц? По всему видно, что автор хотел написать фантастическую повесть; но, во-первых, фантастическое отнюдь не то же самое, что нелепое; а во-вторых, фантастическое требует не только таланта, но и еще таланта фантастически настроенного, и притом огромного талант
«…говоря о Лермонтове, мы разумеем современную русскую литературу, от смерти Пушкина до настоящей минуты, и, не находя в ней соперников таланту Лермонтова, разумеем собственно стихотворцев-поэтов, а не прозаиков-поэтов, между которыми Лермонтов опять-таки, как Сириус между звездами…»
В моей стране ходит байка, что по железным путям, протянутым по всей стране, милю за милей мчит бронированный поездной состав, его называют Сумрачный эшелон. В нём уже несколько сотен лет прячется один из самых жестоких аристократов, когда-то победивший в войне с королевством на той стороне моря. За свою жестокость он был наказан богами вечным проклятьем, из-за которого он не может любить. А потому каждая женщина, ступившая в мрачное нутро поезда
Мистическая, доведённая до своего абсурда история, философская метафора жизни и самого бытия, освещающая необходимый апофеоз осмысления действительности, в её самых глубинных пределах, приведёт к восторгу искушённого и глубокого мыслителя, и разочарует поверхностного…