На душе было сыро и холодно, несмотря на весело играющие в витражах солнечные лучи. Аника зябко поёжилась и плотнее стянула плечи тонкой шалью. Прислушиваясь к звуку собственных мерных шагов, она прошлась по комнате. Её взгляд на секунду задержался на копии портрета на стене, написанного более десяти лет назад, и остановился на отражении в большом зеркале туалетного трюмо: женщина невольно заметила, что почти не изменилась. Она выглядела столь же молодо, пепельные волосы забраны вверх в такой же несложной причёске, и среди них сверкала та же маленькая диадема. Те же кольца власти на тонких белоснежных пальцах: на одной руке – инкрустированная бирюзой печатка с гербом страны, на другой – большой синий камень в тяжёлой золотой оправе. Даже фоном служили те же узорчатые обои. Цвет поменяло лишь платье. Царица боялась чёрного, но и избегала всех ярких и светлых оттенков, следовательно, голубой шёлк сменил тёмно-синий бархат, скромным украшением которому служила цветная брошь в виде маленького букета цветов. В результате, серо-голубые глаза её величества, сиявшие с картины веселым васильковым блеском, в зеркале казались тёмными и глубокими, как незамерзающая вода в реке в зимний ненастный день. Разительную перемену легко можно было обнаружить в уголках губ – задорно поднятые вверх на художественном полотне, и давно и устойчиво принявшие направление вниз – у отражения, они так кардинально меняли выражение лица, что при первом беглом взгляде на портрет и женщину можно было не понять, что это образ одного и того же человека.
Аника вспомнила, что оригинал картины большего формата висит в главной галерее королевского дворца Роскии. «Как давно я там не была, – подумала она. – Да и зачем мне там быть? Роск умер. Ощущение, что я тоже…» Мурашки вновь пробежали по её телу, бархат и батист не спасали.
Лёгкий стук в тяжёлую резную дверь нарушил звенящую тишину. Еле слышно прошуршав юбкой, в комнату проскользнула Милси и, остановившись у порога, склонилась в глубоком реверансе.
– Да? – произнесла царица, показывая, что готова выслушать свою камеристку.
– Господин канцлер, ваше величество, – только и сказала та.
– Хорошо. Я его жду.
Служанка скрылась столь же тихо, как и вошла, а её место у двери в поклоне занял высокий сухощавый человек средних лет, одетый дорого, но не ярко – с должной скромностью государственного служащего.
– Добрый день, Свэг! – поприветствовала его Аника и чуть повела рукой, дабы он выпрямился и приблизился. Канцлер подошёл, держа перед собой папку, из которой тут же достал и выложил на небольшое бюро у окна несколько бумаг.
– Решения суда, ваше величество, на утверждение.
Царица глянула на листы.
– Что там?
– Несколько коммерческих тяжб, два случая воровства…
– Воровство?
Аника перебирала бумаги, ставя на них свою подпись.
– Эмигранты, ваше величество. Один – ламаск, второй – галиец.
– На Остров?
– Ламаску присудили исправительные, позволив остаться на материке, за незначительностью кражи. Но…
– Хорошо-хорошо, – поспешила перебить служащего царица. – Я доверяю решению суда. И Вам, Свэг.
Лёгкое движение её губ, отдалённо напоминающее улыбку, и доброжелательный взгляд на канцлера на минуту смягчили выражение лица женщины.
Аника продолжила подписывать, пока дело не дошло до последнего листа.
– Необычное дело, ваше величество, – предупредительно доложил Свэг.
Царица вопросительно посмотрела на канцлера.
– Музыканта осудили за пение неподобающих песен.
Аника удивлённо вскинула брови.
– Что значит «неподобающих», господин канцлер?
– Неприятного для наших граждан содержания, – несколько замялся государственный муж, отвечая.
– Объяснитесь, Свэг.
– Решили, что его песни направлены против Вас, ваше величество. Это столь дико для нашей страны, Вы же понимаете… Люди пожаловались городскому главе, а он задержал музыканта и отдал под суд.
Держа неподписанный лист, Аника присела в кресло и опустила глаза, канцлер умолк и ждал.
– Я хочу видеть этого человека, – спустя минуту, произнесла она. – Приведите ко мне осуждённого, я поговорю с ним внизу, в каминной.
– Слушаю, ваше величество, – поклонился Свэг, собрал подписанные бумаги и с поклоном удалился.
***
Музыкант выглядел, как обычный житель страны – простая рубашка, штаны, сандалии и лёгкая короткая жилетка, отделанная узорчатой тесьмой, прикрывали его тело, светлые прямые волосы спадали на плечи. Кожа его была смугла от загара, но лицо казалось бледным. Недельная щетина покрывала щёки и подбородок. Он стоял, не поднимая глаз, и держал в одной руке небольшую гитару. Пальцы судорожно сжали гриф, и музыкальный инструмент еле заметно дрожал в такт руке.
– Спойте нам, Рэй! Вас же так зовут? – произнесла сидевшая в кресле напротив певца на противоположном конце залы царица, потратив на разглядывание внешности осуждённого с минуту.
Тот вздрогнул и, наконец, решился поднять глаза на повелительницу.
– Что прикажете спеть, ваше величество? – неуверенно спросил он.
– Одну из тех песен, благодаря которым, Вы оказались под судом, а теперь здесь, – холодно, но без злости ответила та.
Рэй переступил с ноги на ногу, поднял гитару, робко пробежал пальцами по её струнам, но, услышав их звон, словно осмелел и тихим, но уверенным голосом запел:
Государыня, помнишь ли как строили дом?
Всем он был хорош, но пустой.
Столько лет шили по снегу серебром,
Боялись прикоснуть кислотой…
Столько лет пели до седьмых петухов,
Пели, но боялись сказать…1
– Стойте! Прекратите! – вдруг резко оборвала пение Аника. – Дальше мы будем разговаривать с менестрелем наедине. Оставьте нас.
На лице присутствовавшего в зале Свэга отразились тревога и замешательство, но, видя решительный настрой своей госпожи, он перечить не посмел. Дав знак страже выполнять волю её величества, канцлер с поклоном удалился.
– Где Вы слышали эту песню? – обратилась царица к певцу, когда двери за ушедшими захлопнулись.
– Я сочинил её сам, ваше величество.
– Лжёшь!
Аника быстро встала с кресла и на некоторое время повернулась к певцу спиной, сделав несколько шагов по комнате, потом развернулась к нему снова.
– Так, где же и когда Вы слышали эту песню? – настойчиво повторила она.
– Похоже, там же, где и Вы, ваше величество, – ответил менестрель.
– Но… как же?
Женщина еще немного прошлась по зале, удивлённо взглядывая на Рэя, потом вновь вернулась в кресло. Она изумлённо развела руками, потом, будто без сил, оперлась ими на подлокотники, нервно хохотнула.
