История, которую я собираюсь поведать, столь ужасна, сколь и невероятна, и содержит множество фактов, проверить которые, боюсь, никоим образом нельзя. И всё-таки, даже оказавшись в моих теперешних обстоятельствах, я предпочитаю изложить правду на бумаге, хотя бы в дневнике. Суд, разумеется, не примет подобное свидетельство всерьёз, и, давая показания, я во всём стану следовать линии, предложенной адвокатом.
В возможность оправдательного приговора я, тем не менее, не верю – просто не желаю прослыть сумасшедшим в местах, где мне придётся провести, самое меньшее, два пожизненных срока. Однако же истина, известная из всех живых только мне да ещё одной, покрытой мраком загадки, личности, должна сохраниться. Кто знает, как долго я проживу? Никто, пожалуй, разве исключая Того, кому я молюсь всё истовее день ото дня. Вера моя постепенно крепчает – вероятно, пропорционально моим шансам попасть в геенну огненную. Парадокс? Не знаю.
В любом случае, я решил всё записать – даже зная, что не воспользуюсь этими записями на суде. Камеру обыскивают в моё отсутствие, но мне всё равно. Пусть читают. Едва ли люди смогут меня простить, но с меня хватит и того, что они поймут. Не исключено даже, что мои записи позволят раскрыть несколько тайн, связанных с потусторонним субъектом, именующим себя «Э.Н.». Может, его даже поймают и посадят в соседнюю камеру.
При мысли о подобном мне становится не по себе. Лучше пусть это знаменательное событие случится в другом штате, а «Э.Н.» убьют при задержании. Боюсь и ненавижу его всеми силами души, хотя ни разу и не встречал. Сволочь, это всё он подстроил!
Может, дело просто в том, что мне нечем заняться, и я хочу как-то отвлечь себя. Да разве это так важно? Тем, кто читает эти строки – неважно, кто они – охранники, тюремный психиатр, ангелы, танцующие на конце моей гелевой ручки, – могу сказать лишь одно. То, что написано ниже – подлинная история событий в «Стоунволле». Рассказанная единственным выжившим, она шокирует и может вызвать естественное недоверие. Пусть так. Мне всё равно – это лучший довод в пользу моей правдивости и объективности.
Дело ещё вот в чём. Я устал трястись от страха, пытаясь сокрыть ужасную тайну, которая, видит Бог, не является моей. В деле этом замешаны сверхъестественные силы, и тем, кто не верит в них, советую не читать. Правда, я и сам в них не верил, а всё-таки оказался там, в «Стоунволле», в их полной власти. Странно, не так ли?
Конечно же, демоны повинны тут ничуть не более человеческих страстей. Без них, банальных, низменных и алчных, ничего бы не случилось. Но вот в чём дело: я где-то прочёл, что демонами греки изначально именовали всех нематериальных существ. Им приписывалась способность вдохновлять людей, подобно музам, внушать им мысли и эмоции. Так что здесь всё как раз логично.
Меня зовут Скотт Фрэнсис Райдер. Мне девятнадцать лет; меня растили в твёрдой вере, а потом я познал власть кулака, и ещё позже – доллара. Так я распрощался с верой и вспомнил о ней, уже пребывая в тюремном заключении.
Я родился, вырос и прожил большую часть своей короткой жизни в Южной Каролине, на родине моих предков. Мои родители – набожные методисты; они владеют собственной лавчонкой канцелярских товаров. Я подрабатывал там и, простаивая целыми днями за прилавком, получил чудесную возможность познакомиться со всеми жителями нашего городка. Работа не самая увлекательная, это правда, и не слишком почётная.
Как и вся молодёжь, я втайне ненавидел наш городишко, застроенный одноэтажными дощатыми домиками, однако, в отличие от большинства своих сверстников, не пытался сбежать оттуда. Я не обладал никакими ярко выраженными талантами, а может, родители и учителя просто не смогли их во мне развить.
Так или иначе, но по завершению школы в колледж я не поступил – недобрал баллов. Это, конечно, не худшее из того, что может приключиться с молодым человеком, но повода для гордости не прибавляет.
После непродолжительного периода, заполненного сомнениями и помыслами о том, стоит ли уехать куда глаза глядят, я смирился. В конце концов, что плохого в том, чтобы остаться дома? Вскоре я почти смирился с тем, что предстоящие несколько десятилетий мне предстоит провести у засиженной мухами стойки в семейном магазинчике. Это не самое весёлое времяпровождение, но мало чем отличается от сидения за школьной партой. Возможно, за такую, несомненно, основательную, многолетнюю подготовку я и должен поблагодарить нашу систему среднего образования.
Из числа моих родственников я особо должен упомянуть моего кузена Джека. Из-за него-то я и встрял в эти неприятности – хотя, оговорюсь сразу, ему самому они стоили жизни.
Джек был моей полной противоположностью. Даже внешне мы разительно отличались: я, коренастый русоволосый крепыш, унаследовавший отцовские серо-голубые глаза, совершенно не походил на высокого, худощавого брюнета со смуглым цветом кожи, коим являлся мой покойный кузен. Строго говоря, мы не были кузенами, просто Джек, в действительности приходившийся сводным братом моей троюродной сестре по отцовской линии, предпочитал так меня называть. Мои родители и, соответственно, я не находили в этом ничего дурного.
Я бы не мог назвать Джека неудачником, скорее, он был такой же посредственностью – да, я не стесняюсь так себя называть, – как и ваш покорный слуга. Однако принципиальная разница между нами существовала. Я вполне смирился со своей судьбой, в то время как Джек явно не желал признавать ограниченности собственных возможностей, дарованных ему природой и происхождением. Его постоянно тянуло на приключения. Будучи на четыре с лишком года старше меня, он к своим двадцати пяти успел неоднократно отметиться многочисленными стычками в нашем ночном баре «Громовая птица». Как-то раз его даже арестовали и продержали целую ночь в кутузке, пока родственники не внесли залог. Однако сразу хотел бы заметить: Джек ни в коем не являлся забулдыгой, хулиганом или, тем более, преступником – нет, я не это имел в виду. Разница между нами, однако, являлась весьма значительной, я просто хотел, чтобы вы об этом узнали, прежде чем приступить к своему повествованию.
Трагедии, которая всколыхнула общественность всего округа и разнесла о нашем городке недобрую славу, предшествовали события, едва ли способные внушить подозрение. Сейчас, размышляя здраво, я не могу связать их с тем бурным, клокочущим проявлением первородного зла, которое имело место впоследствии. Людская молва любит приукрашать самые обыденные обстоятельства невероятными, порой воистину фантастическими подробностями, и этот случай не является исключением из общего правила. Когда вы стремитесь произвести впечатление, рассказывая вечером какую-нибудь страшную историю, то не стесняете себя ни в чём, охотно примешивая к правде немалую толику вымысла, и ваши слушатели, стремясь получить совершенно определённое удовольствие от будоражащих кровь подробностей, охотно прощают вам это.
