Сначала, когда Анну Петровну, одинокую тридцатипятилетнюю продавщицу горячих пирожков с «рисом-с мясом», беляшей с картошкой и расстегаев с рыбой, сделали виноватой в том, что пассажир опоздал на поезд из-за того, что во время пятиминутной стоянки на станции он простоял в очереди за её пирожками дольше отведённого на стоянку времени, и после того, как, не разобравшись в ситуации, опираясь на беспредельную формулировку: «КЛИЕНТ ВСЕГДА ПРАВ, А УЖ ПАССАЖИР – ТЕМ БОЛЕЕ», её уволили, она хотела со злости ВСЕХ поубивать. Но, вспомнив Анну Каренину и булгаковскую Аннушку, пролившую масло (на котором поскользнулся человек и попал под трамвай) поняла, что кармическая связь женского имени АННА с ЖЕЛЕЗНОЙ ДОРОГОЙ, делает и из неё «козу отпущения», виноватую во всём. Однако она не пожелала становиться очередным пассивным литературным персонажем, а решила превратиться в активного, злого и беспощадного мстителя.
Выбрав самую «виноватую» профессию из всех существующих на земле, она устроилась «СТРЕЛОЧНИКОМ» на небольшой, захолустной станции, соседствующей с той, на которой она торговала пирожками. Её «предшественник», работавший стрелочником до неё, не был уволен по собственному желанию, не был сокращён или с почётом отправлен на пенсию. Он просто пропал при загадочных обстоятельствах. Администрация железной дороги утверждала, что он самовольно покинул пост, оставив без присмотра железнодорожный переезд, а местные люди поговаривали, что его похитили инопланетяне. Но ни к той, ни к другой версии люди всерьёз не относились, а просто заменили его на Анну и забыли о нём, как об обычном никчёмном человеке. Ведь, как говорится: У НАС В СТРАНЕ НЕЗАМЕНИМЫХ ЛЮДЕЙ НЕТ.
Всеобщая мировая модернизация железной дороги шагнула так далеко, что даже дошла и до этой глубинки. Все механические стрелки были заменены автоматическими и управлялись пультом из домика Анны, хотя до самого домика модернизация так и не дошла. Облезлая избушка, напоминающая по размерам комфортабельный тамбур, отапливалась с помощью обогревателя и освещалась одной сорокаваттной лампочкой. Еда разогревалась одноконфорочной электроплиткой, а душа согревалась – пол-литровой сорокаградусной водочкой.
Изо дня в день, под стук колёс железнодорожных составов, проезжающих мимо окон её избушки, Анна «вынашивала» свою «зачавшуюся» во время того увольнительного «изнасилования» мечту о мести, которая росла в ней не по дням, а по часам. А представляла она эти будущие «роды справедливости», так: под торжественную музыку духового оркестра от станции отходит поезд с начальством вокзала, подписавшим приказ об её увольнении. Лоснящиеся, довольные рожи, предвкушая беззаботный отдых, улыбаясь, машут провожающим руками, и поезд, постепенно набирая скорость в сторону юга, мчит их в отпуск. «Пролетая» на полной скорости мимо станции Анны, поезд, слегка качнувшись, уходит в сторону от стрелки и летит под откос. Испуганные лица смотрят сквозь окна на ехидно улыбающуюся Анну и с криком падают вниз. Анна, держа в руках рычаг стрелки, словно «меч всевластия», поднимает голову к небу и начинает зловеще хохотать. Вороны, каркая, слетаются на шум беды и, предвкушая пир, кружат вокруг места происшествия… Вот такой она видела «цену», которую должны были заплатить ей, её обидчики.
Однажды, выпивая с путеобходчиком Иванычем, Анна разоткровенничалась и в беседе «за жизнь» открылась ему, рассказав о своей мечте. Иваныч, хоть был и в преклонном возрасте, но тоже давно мечтал и ждал, когда Анна откроет перед ним, но не свои тайны души, а «врата» своей плоти. Прерывать рассказ Анны своими обманутыми ожиданиями он не стал, а терпеливо дослушав сценарий катастрофы до финального зловещего хохота Анны, протрезвев, всё же нашёл то, что объединяло их чёрствые души. Выпив залпом стакан водки, он вытаращил глаза на замолчавшую Анну и, не моргая, уставившись в никуда стеклянным взглядом, поведал ей о том, как во время Великой Отечественной войны, будучи пацаном, партизанил в этих краях. Как однажды их отряду дали задание пустить под откос эшелон с фашистами, который шёл на передовую. Как фрицы, опасаясь партизан, предусмотрели возможное нападение и прицепили перед составом открытый вагон с пленным гражданским населением. Как ехав впереди состава навстречу своей смерти, старики, женщины и дети жались друг к дружке от холода и встречного ветра, не подозревая о том, что их ждёт за поворотом. Как командир, приставив тогда к его голове пистолет, со словами: «МЫ НЕ МОЖЕМ НЕ ВЫПОЛНИТЬ ПРИКАЗ И ПРОПУСТИТЬ ФРИЦЕВ К МОСКВЕ», приказал привести взрывное устройство в действие. И как, мысленно прося прощения у «живого щита», он зажмурился и взорвал тот мост. Как, вперемежку с немецкими танками, пушками и матерящимися по-немецки фрицами, вниз летели кричащие женщины, ничего непонимающие дети и молчаливые старики…
А когда Иваныч закончил свой рассказ, он выпил залпом ещё один стакан водки и, зарыдав, прокряхтел:
