Двадцать лет назад мы съехались с моими родителями – мамой и отчимом, в одном двухэтажном доме, как оказалось, в неплохом районе города, продав две трёхкомнатных квартиры: одну в самом центре, а другую на окраине нашего города-миллионника. В первой жили мои родители. Это был старый, послевоенный дом, с высокими, не меньше четырёх с половиной метров потолками и нестандартно высокими окнами. Дом был хорош: стены – в три кирпича, с небольшими балконами, достаточными для сушки белья, разведения негустых цветочков и скромных посиделок двух пенсионеров с семечками. Место, где дом находился, было просто «убойным». Если родители хотели погулять, то это было приятное и комфортное мероприятие: центральная улица города, рядом парки, главная площадь южной столицы России – Театральная, всё было досягаемо. Театр музыкальной комедии, драматический театр имени Горького, областная филармония, кинотеатры – все они находились практически в шаговой доступности.
Сама трёхкомнатная квартира в этом доме имела две комнаты с окнами на главную городскую улицу, а третья комната с выходом на балкон и кухня – с окнами на тихий, закрытый со всех сторон, двор. Большой коридор, соединяющий все комнаты, был просторен и имел достаточное количество встроенных шкафчиков и антресолей, готовых принять большой объём не очень нужных на каждый день вещей.
Однако, все эти видимые и, несомненно, большие плюсы этой квартиры, с годами были перечёркнуты одним обстоятельствам – дом, где жили родители, был шестиэтажным, квартира находилась на пятом этаже, а лифта в доме не было. Подниматься к себе домой родителям становилось всё тяжелее и тяжелее. Высокие квартиры предполагают и высокие лестничные марши в подъезде. Сами лестницы в доме были широкими с красивыми мраморными ступенями, обрамлёнными металлической решёткой с узорами и мощными фигурными деревянными перилами, отполированными руками жителей дома в течение десятков лет.
На каком-то этапе, подъём в свою квартиру стал для родителей совсем непростым мероприятием. Родители заходили в подъезд и поднимались по лестнице на первый этаж. Там мой отчим останавливался и отдыхал, а мама потихонечку поднималась домой, забирала там табуреточку и спускалась с ней на второй этаж. Оставляла её там и шла на первый этаж за супругом. Они вместе поднимались на второй этаж. Он отдыхал на табуретке, а мама ждала его, опираясь о перила лестницы. Далее они поднимались еще на один или два этажа, при этом мама переносила на следующую их остановку скамеечку. И так они добирались домой, к себе на пятый этаж, покоряя этаж за этажом, под руку друг с другом. Маме в это время было семьдесят шесть лет, а её мужу в начале года мы отпраздновали девяносто лет.
Накануне нового двадцать первого века, за год до миллениума, он перенёс инсульт после очередного подъёма домой на пятый этаж, возвращаясь с мамой с совместной прогулки. Это был инсульт, уложивший в постель ветерана войны, закончившего свой боевой воинский путь в Будапеште, с тремя орденами Отечественной войны, орденом Красной Звезды, медалями «За взятие Вены» и «За взятие Будапешта». Надо сказать, что мамин супруг до инсульта старался вести достаточно активную для его возраста жизнь. Летом они с мамой ездили в свой сад-огород, где с удовольствием выращивали клубнику, помидоры, огурчики, петрушку, лучок и цветочки. Там же любовно и зорко выращивалось несколько фруктовых деревьев. Кроме того, раз в месяц родители наряжались и шли в какой-нибудь из находящихся рядом театров, чтобы посмотреть спектакль. Ну и почти каждый день – прогулки по центральной улице города, называемой молодёжью Бродвеем, добавляли им настроения и жизненной энергии.
Маме, конечно, стало просто крайне тяжело в своём возрасте, с лежачим мужем, находясь на пятом этаже и осознавая необходимость несколько раз в день спускаться на улицу в аптеку, магазин, или в поликлинику… Мы с женой помогали матери, как могли, но всё чаще перед нами всеми возникал вопрос – что дальше? И в ходе наших совместных обсуждений решение напрашивалось только одно: продать обе наши квартиры и съехаться в одном доме, где мы бы были с родителями рядом, могли бы помочь физически, финансово и морально…
Двадцать первый век мы все начали с проживания в частном двухэтажном доме, где на втором этаже расположились мы с женой Машей, а на первом – мама с лежачим отчимом.
Основные нагрузки по уходу за мужем, конечно, оставались за мамой, но часть проблем, самых тяжёлых решались проще с нами, и теперь мама могла даже выйти из дома и спокойно пройтись по улице до ближайшего магазина или аптеки. А могла зайти на продовольственную базу, располагавшуюся через дорогу от нас, и имевшую на своей немаленькой территории весь возможный ассортимент продуктов. Мало того, этот ассортимент всегда был первой свежести, так как эта торговая площадка совмещала в себе и розничную, и оптовую торговлю. Она была известна в городе, и поток посетителей, на машинах и без них, с восьми утра и до пятнадцати часов дня стабильно держал проходимость базы на высоком уровне, что подталкивало продавцов к постоянному поддержанию полного набора продуктов, естественно, предполагающего и их свежесть.
А в декабре две тысячи шестого года мой отчим в возрасте девяноста шести лет тихо скончался ночью в своей постели без скорых, без врачей, без суеты и предсмертных прощаний. И после двадцати шести лет жизни со вторым мужем мама осталась одна. Хотя, конечно, со мной и моей семьёй, с внучками, с нашей заботой и любовью.
И вот теперь, когда физических и психологических нагрузок стало в разы меньше, как я потом понял, Судьба первый раз сказала маме: «Пора!» – у неё случился инфаркт. В кардиологическом отделении больницы скорой помощи врачи сделали всё возможное, а уже дома – всё возможное делали мы с Машей, чтобы дать маме шанс восстановиться и жить нормальной жизнью. И мы победили. Мы изменили в этот раз мамину Судьбу, сказав ей – «Нет! Ещё рано!» Как впоследствии оказалось, Судьба отошла в сторону, но не ушла далеко, придерживаясь, видимо, сценария, прописанного в книге судеб для каждого человека.
В доме, в котором мы живём с начала двухтысячного года, все основные инженерные сети и несущие конструкции были сделаны прежними хозяевами. После приобретения нам пришлось заниматься отделкой и усовершенствованием, чтобы довести дом до комфортного состояния, что мы благополучно и сделали.
Достаточно просторная ванная, совмещенная с туалетом, в момент нашего въезда в дом имела обшарпанный, тусклый вид: стены, покрашенные тёмно-зелёной масляной краской до уровня 1,6 метра, напоминали туалет солдатской казармы, лампочка, одиноко висевшая на электрошнуре под потолком, светила, но радости не добавляла. Перекошенная тонкая входная дверь, с облупившейся местами белой краской, окончательно портила картину. Кроме того, состояние ванны и унитаза могло повергнуть в уныние даже отпетого оптимиста.
