– Пусти, мне больно!
Воробьи, синицы и дятлы расселись по ветвям деревьев, как важные персоны в ложе театра. Вычистив клювами перья, птицы встречали новое утро радостными трелями.
Лес пробуждался. Он тяжело вздыхал, качая деревья, стряхивал с себя листву, корнями жадно пил земные соки.
Один из воробьев распустил хвост, дернул крыльями, перелетел на соседнее дерево. Уставился на происходящее стеклянным черным глазом.
В нескольких шагах от опушки, на заброшенной просеке стояли два автомобиля – черная «лада» и красный «мерседес». Водительские дверцы были распахнуты.
– Пусти, сволочь! – Инна вырвала руку и отступила на два шага, потирая запястье. Бедром уткнулась в капот «лады». Остановилась, не сводя расширенных, как у обжегшейся кошки, глаз с грузного мужчины в черной кожаной куртке.
– Тварь неблагодарная! – плевался Вадим Нестеров, прижимая племянницу – сероглазую блондинку лет двадцати – к борту «лады». – Отвечай, где ты шлялась всю ночь? Я все морги обзвонил. Опять Илья? Еще раз притронется к тебе – рожу ему разобью. Поняла?
Стальная рука крепко сжала ее плечо.
– Не твое дело! Отвали! – Инна совершила безуспешную попытку вырваться. – Ненавижу тебя. Ненавижу!
Дядя грубо схватил Инну за руку.
Отдернул до локтя рукав ее белой блузки.
На запястье, где проходили тонкие синие вены, две красные точки. Одна совсем свежая, с воспаленными припухшими краями.
– Ты кололась, – прошипел Нестеров. Грубо встряхнул племянницу. – Кто продал?
– Ты знаешь. Твой дружок, Баринов!
Нестеров отвесил девушке звонкую пощечину.
Инна прижала к пылающей болью щеке ладонь. Светлые пряди волос упали девушке на лицо.
– Ублюдок, – она зарыдала, шмыгая носом.
– Ты опозорила меня. Если бы не я, ты бы сгнила в детдоме!
Он вновь попытался взять девушку за руку.
– Не трогай меня!
Инна отшатнулась. Он вновь приблизился.
– Тихо, девочка, тихо. Кричать бесполезно. Нас все равно никто не услышит.
– Не трогай, – прошептала девушка, отступая за открытую дверцу «лады».
Дядя захлопнул дверцу. Положил руки девушке на плечи.
– Я… я расскажу… – сквозь слезы просипела Инна.
– Да? И кто тебе поверит? Все знают, кто ты такая.
Нестеров потянулся губами к губам племянницы. Инна застыла в его руках, как слабый котенок.
Дядя поцеловал девушку. Ладони огладили Инну от плеч до бедер.
Отстранился. Облизнул губы. Его глаза блестели.
– Так-то лучше. Хорошая девочка.
Инна смотрела на дядю огромными серыми глазами.
Вадим вновь приблизил свое лицо, выпятив губы.
Она ударила коленом в пах. Вадим согнулся, с шумом выдохнув воздух. Инна оттолкнула дядю. Зашарила по карманам джинсов в поисках ключей от «лады».
Нестеров выпрямился.
Сцена, подобная этой, повторялась между ними почти каждый день. Дядя всегда побеждал. Сейчас Инна как никогда чувствовала свою неспособность дать отпор. Она действительно провела ночь с Ильей, занимаясь черт знает чем. Инна понимала, как выглядят в глазах других она и Вадим Нестеров. Она – сирота безродная, стерва, чуть не проститутка. Крупный бизнесмен Нестеров поступил очень благородно, когда взял опеку над ней. Без его покровительства и денег она действительно могла оказаться на помойке.
Обычно драка заканчивалась примирением со слезами и взаимными обещаниями. Но сейчас девушка чувствовала – он разозлен очень сильно. Может, его злость усиливал страх из-за последствий темных делишек, которые они проворачивали с Бариновым. Может, все дело в красных точках у нее на запястье. Нестеров впервые понял, что дрянь, которую он через посредников толкает в Высоких Холмах, коснулась его горячо любимой племянницы.
Инна знала одно – теперь синяками и сломанным носом дело не ограничится
На этот раз он ее убьет.
Дядя приближался. И хромающая походка, вызванная ноющей болью в промежности, не делала его менее опасным.
Отступив на шаг, Инна схватилась за голову и что есть мочи завопила:
– ПОМОГИТЕ! ПОЖАЛУЙСТА, СПАСИТЕ МЕНЯ ОТ НЕГО! ПОМОГИТЕ МНЕ КТО – НИБУДЬ!
Девушка бросила взгляд поверх дядиного плеча. Нестеров обернулся.
Человек в черном плаще с капюшоном стоял в трех шагах от них. Полы плаща спускались до земли. Ладони и запястья высовывались из широких, как жерла пушек, рукавов плаща. Инна заметила, что руки у него бледные, как у мертвеца, пальцы тонкие и длинные. Солнце так странно освещало его со спины, что казалось, под капюшоном совсем нет лица – сплошная чернота.
Незнакомец стоял твердо и неподвижно.
– Ты еще кто такой? – спросил Нестеров.
Незнакомец молча смотрел на него.
На лице дяди появилось выражение испуганной злости. Он фальшиво-небрежным тоном спросил:
– Давно здесь стоишь?
Странный человек не ответил. Инна тоже не заметила, как он здесь появился. Но почему-то ее не отпускало чувство, что незнакомец появился на просеке сразу, как только она позвала на помощь. Причем появился ниоткуда. И с его появлением ей стало холодно.
– Парень, – Нестеров облизнул губы. – Лучше тебе уйти.
Человек в черном склонил голову набок, словно прислушиваясь к безмолвным голосам, и негромко сказал:
– Что ты говоришь? Убить их? – и сам себе ответил, более низким и грубым голосом: – Неважно. Устрой им Айлатан.
Инна похолодела. Именно так он и сказал. АйлАтан, с ударением на второй слог.
– Что вам нужно? – закричала она. – Уходите! Оставьте нас в покое! Вы сумасшедший!
Незнакомец выпрямился, и, хотя лица его девушка по-прежнему не видела, готова была поклясться, что под тенью капюшона его губы скривились в зловещей усмешке.
Он сунул руку под плащ и достал деревянный судейский молоток, вдвое больше обычных молотков, которыми пользуются на судебных заседаниях.
– Дядя! – закричала Инна. – Убери его!
Вадим Нестеров подошел к незнакомцу и попытался нанести сокрушительный удар кулаком. Незнакомец небрежно, изящно и, как показалось Инне, величественно скользнул в сторону. Дядя промахнулся и, потеряв равновесие, упал лицом вниз. Тут же попытался подняться. Незнакомец подскочил к нему и ударил молотком по затылку. Раздался хрустящий стук. Ноги дяди подогнулись, он со слабым стоном повалился на живот, Пальцы его, сжимаясь и разжимаясь, судорожно царапали песок. Из уха потекла тонкая струйка крови.
Внутренний голос кричал Инне, что нужно бежать. Но она застыла на месте, не в силах пошевелиться, и смотрела на распростертого дядю.
Он снова слабо застонал, и поднял голову. Лицо его заливала кровь, в рот набился песок. Дядя протянул к Инне дрожащую руку, и попытался что-то сказать, но из его горла вырвался только невнятный сдавленный звук.
Человек в черном плаще поставил ногу на распростертое тело. С молотка на макушку дяди капала кровь.
