Ночной приговор
Ночь. В доме тепло и темно. Девочка, лет одиннадцати, проснулась от странного возгласа. Она развернулась в кровати, отодвинувшись от стены теплой печи, приходя в себя от сладкого крепкого сна. Резкий поворот заставил её глаза раскрыться, и она тут же защурилась, избегая яркого света зажжённого ночника, зияющего в ночи тёмной залы, где она спала на расправленном диване.
– Папа, ты ещё не спишь?! – прошептала томным сонным голоском темноволосая синеглазая девочка-подросток, разрушая давящую, сосредоточенную тишину. – Почему? Так поздно…
– Спи!… Я ещё немного поработаю.. – спи! – Ответил отец, вновь уткнувшись в кипу документов, загромоздивших стол.
Его лицо было напряжено. Морщинки между бровями выдавали сложные решения, а взгляд был наполнен открывшимися истинами проступков чужих людей, дальнейшая жизнь которых оказалось сегодня в его руках. Лишь от оклика дочери он точно просиял, улыбнувшись удивлением. Поспешно, Александр Иванович успокоил девочку обещанием, что через пять минут погасит свет и пойдёт отдыхать.
Девочка тут же вспомнила, как выполняя уроки до позднего вечернего часа, обессилев, и, от того, перестав ясно мыслить, она прилегала, чтобы чуть-чуть расслабиться, но задремала и не поняла, как очнулась от заботливых рук матери, бережно укрывающих маленькое хрупкое родное создание в только что расстеленное свежее постельное бельё прямо на тахте в гостиной.
– Спи – спи… – Эхом отозвались и слова матери свежими воспоминаниями о том, как она очутилась здесь – в гостиной. Девочке припомнилось, как мама уложила её, бережно и аккуратно сложив учебники с тетрадками в стопку на край стола. Казалось, она улеглась в постель только что, но стрелки часов показывали без четверти второго ночи и все вокруг спали, кроме отца, который до сих пор работал за письменным столом и свет, исходивший от лампы, на самом деле был приглушённым, даже тусклым. Это была старенькая раритетная лампочка Ильича, удивительным образом сохранившаяся до нынешних дней.
Девочка вновь взглянула на фигуру отца, уже показавшуюся тенью в ночи, склонившуюся над грудой папок. Она вновь отвернулась к тёплой стене побеленной русской печи, сохранившей тепло вечернего огня, уткнувшись носом в подушку, вмиг погрузилась в крепкий, сладкий сон. Детский сап растворился во тьме среди шелеста листовок документов, отпечатанных и рукописных бумаг, фотографий, вещь док улик, сшитых в дело. Лишь уверенное поскрипывание писанины, разносившееся от твёрдых росчерков шариковой ручкой, нарушали умиротворяющую тишину этой ночи.
Но иногда, сам того не замечая, Александр Иванович громким шёпотом выдыхал задумчиво и опечаленно, стянув губы в трубочку. Точно бы так он пытался облегчить задачу, представшую в запутанном деле.
Как хотелось спать телу, но голова, переполненная информацией и, фотографическими эпизодами жуткого убийства, отказывалась ото сна, уводя мысль за ходом расследования и представленных доказательств.
Чего же не хватало?! Выстраивая в логическую цепочку теорию следователя, размышляя, Александр Иванович вырисовывал достоверные факты, собирая их в последовательно выстроенные мотивы преступления. Но что-то шло не так… Выписывая сомнения на отдельном листке бумаги, навеянные интуицией и опытом оперативной работы прошлых лет, судья колебался в слишком идеальной картине и чересчур простом чистосердечном признании подсудимого юноши призывного возраста. Следствие доказывало, что тот учинил расправу над собственным отцом, который слыл алкоголиком и семейным тираном, держащим дом в страхе долгие годы. Снимки дела, отражали всю хладнокровность деяния: его закололи, словно скот на бойне…. – на чёрно-белой фотографии, лежащей на краю стола, было запечатлено тело, из груди которого торчали вилы, а труп был распластан среди сена старого гнилого сарая.
Не хватало улик… Не доставало посекундной хронологии событий того злополучного вечера.
Вынести приговор сейчас – не беспокоясь об огрехах и пропусках следствия, опираясь на обвинительные натянутые, лениво, но тщательно подобранные и сшитые в дело гипотезы – означало упечь в тюрьму молодого парня, против которого ничего нет, кроме чистосердечного признания.
В раздумьях, судья не спешил с вердиктом.
Так минуло некоторое время. Когда стрелка часов указала на без четверти четыре утра, в комнату вошла женщина и застала своего мужа то ли задумчивого, то ли вздремнувшего над работой. Кулаком, он подпирал себе лоб, сгорбившись поверх бумаг. Он словно подглядывал, не отпуская взором текст решения дела.
– Саша! – Шепнула она, едва дотронувшись до плеча супруга.
Который тут же вздрогнул, отойдя от неспокойного полусна, до невыносимого наполненного замысловато-тяжёлой головоломкой уголовного дела. В недоумении, он переспросил:
– А! – Что?!
– Ты уснул? Иди спать! Пятый час уж скоро! Через два часа вставать … Иди давай!
– Да-да…. Я не сплю! Не спать… – Точно отдал себе приказ измотанный мучительными терзаниями судья. – Приговор не закончил… Дело запутанное… На мой взгляд, не хватает доказательств…
Чувство вины и самоотверженного долга не давали покоя. Улечься в постель сейчас – означало для него: поставить под откос чью-то жизнь….
В этот самый момент, где-то на другой стороне города, возможно совсем не спал подсудимый. С содроганием, ожидая наступающего дня и неизбежного приговора: «Виновен!»
– Всё равно два часа погоды не сделают…
– Да. Но… – На секунду, он призадумался и ответил. – Пятнадцать минут и иду…
Мужчина продолжил расписывать на бумаге скопившиеся вопросы к следствию, к прокурору и к адвокату. Пока жена, отправившись на кухню за водой, ожидала корпящего над ночным приговором мужа.
Она поступала так всегда: на рассвете – провожала, поздно ночью – дожидалась, когда нужно поднималась, провожая в дальнюю дорогу на советы и заседания в областные командировки… Елена являлась воплощением мягкого, но такого необходимого для любого могущественного мужчины тыла и семейного тепла.
