…– Мы идём по тонкой дощечке над ручьём… Нет, по канату над горной рекой. На голове несём вазу. Одно неверное движение – ваза разобьётся… Бедро узко, изящно скользит вдоль бедра…
– Канатоходец с вазой на голове, прости господи, – это что-то новенькое…
– Ножка собирается сладострастно обвить другую ножку, но в последний миг обманывает её и упруго выносится вперёд. И-и – начали! – голос нашей руководительницы утрачивает лирические нотки, наливается чеканным металлом:
– Верхнюю часть туловища зафиксировали намертво. Закатали в гипс. В мрамор! В гранит! Никаких пошлых покачиваний плечами и спиной! Мысленно зажимаем между ягодицами вишенку – а лучше пятикопеечную монету, – командует она. – И па-ашли! Держим монетку в попе намертво, держим! Дробышко, за вами уже мешок мелочи можно насобирать.
Руководительница с чудесным именем Эванджелина в отчаянии смотрит на наш гарцующий: кто во что горазд, кто в лес, кто по дрова – табунчик:
– Эт-то что? Портовые девки отправились на промысел?! Дробышко, прекратите пыхтеть и изображать паровозные поршни! Вахрамеева, вы переваливаетесь, как утка, откормленная на фуа-гра! Это полный провал, девочки!
Возраст девочек 55 плюс. Самая почтенная среди нас – 82-летняя Терентьевна. Справедливости ради надо сказать, что очень пожилые ученицы сидят на скамеечке. Потешаются над нами, прикрываясь ладошками, трясутся в мелком старушечьем смехе. Вы не поверите: самой Эванджелине – без чего-то 50. Выглядит максимум на 32. И домашний телефон у Эванджелины: 90-60-90, вот!
Во дворе её ждёт бледно-розовая перламутровая «ауди». То ли Эванджелина красит ногти в цвет машины, то ли авто покупает в цвет ногтей. В прошлый раз лак на ногтях и краска на «шевроле» были тёмно-синие, с искрой.
Школа Эванджелины стоит бешеных денег. Сюда так просто не попасть, записываются в очередь. Для нашей ветеранской организации полугодовой абонемент за счёт городского бюджета выделил местный депутат и нувориш. Говорят, он любовник Эванджелины.
Вообще-то ветераны просили дневной стационар с бесплатным зубопротезированием и очищением организма по методу Неумывакина. Но нам предложили курс «Красивая походка». На безрыбье тоже неплохо.
«Походкой от бедра, с вишенкой в попе – прямиком на кладбище. И памятник не надо заказывать: бюст отлит в гипсе, в мраморе, в граните», – угрюмо остроумничает Дробышко.
Между прочим, сама не пропустила ни одного занятия. Купила плюшевую пижаму для занятий и походит в ней на всклокоченного медведя. Говорят, курсанток школы «Красивая походка» мгновенно разбирают замуж. Дробышко очень хочет замуж. Ей 59 лет.
На курс красивой походки меня затащила Эльза. Я с ней познакомилась в «Энергосбыте». Из пяти операторских окошек, как всегда, работало одно. В вестибюле тяжёлым питоном змеилась сонная очередь.
Недалеко от меня худощавая седая женщина с озорным девчоночьим хвостиком проделывала странные телодвижения. Под музыку, судя по торчащим из ушей проводкам.
Трепетала руками, как крыльями, выписывала ногами полукружия. Вставала на цыпочки, по птичьи тянула худую шею. Народ на неё смущённо поглядывал и на всякий случай опасливо держался подальше. Вокруг странной женщины, как зачумлённой, образовался магический круг, так что она могла беспрепятственно и самозабвенно заниматься своей гимнастикой.
– Странные граждане, – заметила женщина. Она вынула из ушей проводки и оглядывалась, презрительно пожимая плечами. – Их не удивляет, что мы добровольно топчемся в огромной очереди, чтобы отдать большущие деньги за электричество из нищих пенсий и зарплат. Но для них, видите ли, диво дивное, если женщина в очереди не теряет нервы и время, а занимается собственным здоровьем. Парадокс.
Я сразу поняла, что мы с ней подружимся. Эльза не так давно пережила драму: чёрные риэлторы оставили её без квартиры. Увезли в лес, щекотали шампурами, разводили огонёк, обещали подкоптить старые косточки. Потом отпустили, а она всё равно не струсила и начала войну за квартиру.
– И тебе её не вернули?!
– Нет. Там же все повязаны.
Дальше происходит очевидное – невероятное. Анонимный благотворитель видит по телевизору сюжет о свежеиспечённой бомжихе, бывшем заслуженном враче Эльзе, и дарит ей квартиру! Она когда-то вырезала ему аппендицит. Вот бы все богатые заботились о спасении души.
После занятий самые древние старушки расползаются по домам. Мы, молодняк, по традиции идём в торговый центр «Папуасское счастье».
Нет, конечно, у ТЦ другое, красивое иностранное название. «Папуасским счастьем» мы назвали его за витрины, густо увитые бусами и увешанные побрякушками. За подсвеченные вращающиеся полочки с разноцветными стекляшками и фальшивыми камушками. За зеркала и зеркальца, умножающие магазинное великолепие, заставляющее его переливаться и слепить глаза…
Любой папуас от этой невыносимой красоты замычит, задёргается, впадёт в транс – и потащит в обмен на стекляшки и бусы – золото, алмазы, нефть, газ… Ой, про нефть и газ с языка сорвалось. И разрешит хоронить в своём острове радиоактивные отходы.
В полуподвале торгового центра есть маленькая кофейня. Там мы пьём кофе с булочками. У кого давление и холестерин – зелёный чай с соевыми пастилками. Обсуждаем «рождественскую» историю, приключившуюся с нашей курсанткой, милой кроткой Еленой Аркадьевной.
Родной сын в морозную декабрьскую ночь вывез её за город в машине и оставил в лесу: так злые хозяева избавляются от состарившихся собак и кошек. Потом вернулся, тяпнул водочки и лёг спать в тёплую мягкую постель под бочок к жене.
– Всё нормально? – сонно пробормотала жена.
– Нормально, не волнуйся.
Всё шло по плану. Наутро заботливый сын должен был забить тревогу. Кинуть клич в соцсетях, привлечь полицию и волонтёров. Волноваться, сходить с ума и едва сдерживать скупую мужскую слезу, отвечая на расспросы корреспондентов. Беда-то какая: мама ушла в неизвестном направлении и не вернулась.
Замечательный план нарушил мелкий воришка, который в ночную пору рубил новогоднюю ёлочку под самый корешок. Он и наткнулся на остекленевшую до звона Елену Аркадьевну. Тепло ль тебе, девица, тепло ль тебе, красная?
Город гудел. Сынок работал инженером на заводе и явно не бедствовал. Он у Елены Аркадьевны единственный, растила без отца, души не чаяла в своей кровиночке. Воспитание ребёнка – это как пройти между Сциллой и Харибдой: не перелюбить, но и не недолюбить. И уж если учительница Елена Аркадьевна не справилась…
Мы вдоволь перетёрли эту новость и примолкли, понурились, позвякивая ложечками в чашках. Радоваться или горевать, что мы одиноки? Кто-то схоронил недолговечных мужей, кто-то вообще не был замужем, и детей никому из нас не дал Бог…
