Я стоял, опершись руками на края раковины, и наблюдал, как из крана хлещет поток воды. Он неудержимо прорывался сквозь мелкие сетки фильтра, яростно обрушивался на гладкую белоснежную поверхность раковины и, разбившись о неё, расплёскивался в разные стороны маленькими, но вполне настоящими волнами. Далее у слива снова соединялся в одно целое и, задержавшись на долю секунды, бесстрашно ухал вниз навстречу неизвестности. Правда, некоторым его частицам не повезло. Они в виде брызг разлетались в разные стороны и падали на пол, стены, зеркало и меня. Оторванные от своих собратьев, они уже не могли продолжить путь и были обречены на высыхание.
Высыхание. Я покрутил на языке это слово, осторожно пробуя его на вкус. Что ж, слово неплохое. Им вполне можно охарактеризовать то, что происходит со мной сейчас.
– Я устал, – вслух сказал я. Ответа не последовало. Только шум воды и ничего более. Подождав с минуту, я облегченно вздохнул. Хоть тут абсолютно один. Можно спокойно подумать, да и просто отдохнуть.
Сложив руки ковшиком, подставил их под струю, бьющую из крана. Подождав пока холодная, почти ледяная вода польётся через край, наклонился вперед и с размаху плеснул из пригоршни себе в лицо. А потом ещё и ещё. Кожу обожгло холодом, но в голове немного прояснилось, а легкая головная боль, которая мучила меня последние недели и с которой я уже успел смириться, отступила. Хорошо. Я замер с закрытыми глазами, стараясь насладиться каждым мгновением тишины и отсутствия боли. Очень хорошо. Минута, а может даже две абсолютного спокойствия. Теперь это для меня высшее блаженство, просто счастье.
К моему глубокому сожалению, время продолжало свой бег. Секунды утекали вслед за водой, и вот на самом краю сознания опять возникло то мучительное, поганое, ноюще-сосущее чувство. Словно кто-то внутри моей головы пытался высосать мой мозг. Именно высосать: медленно, по чуть-чуть, по капле, но ВЕСЬ, без остатка!
Если верить объяснениям Семёна, то головная боль вскоре должна пройти. Все из-за «неподготовленности моего сознания к новым возможностям восприятия».
Я открыл глаза и, медленно подняв голову, всмотрелся в зеркало, что висело над раковиной. Оттуда на меня уставилась взлохмаченная бледная физиономия, принадлежавшая ещё довольно молодому человеку тридцати пяти лет отроду.
Лицо было обычным, можно сказать, среднестатистическим. Не красивым и не уродливым. Темные волосы, высокий лоб, карие глаза, прямой, чуть большеватый нос. Все портили отчетливая синева под глазами, впалые щеки и болезненная бледность.
– Ну что, Антон, плохо тебе? – спросил я у своего отражения. Оно не ответило.
– Ничего, прорвёмся! – ободряюще сказал я ему и вновь склонился к раковине.
Из ванной я вышел спустя минут тридцать. В квартире было темно и тихо. Часы в прихожей показывали половину первого. Жена и дочь давно спали. Обеим утром предстоял ранний подъём – одной в садик, другой на работу.
Я прошёл по коридору, заглянул в детскую. В комнате горел небольшой ночник в форме нелепой, но весёлой утки. В его слабом свете я разглядел в кроватке своего ангелочка. Саша, моя маленькая трехлетняя дочь, спала в обнимку со своим любимым плюшевым медвежонком. Её золотистые (как у мамы) и уже длинные волосы разметались по подушке. Одеяло сползло и было отодвинуто в конец кровати. Весёлые мишки во множестве смотрели на меня с нежно– розовой пижамы.
Я на цыпочках приблизился к кровати, наклонился и, едва касаясь, погладил дочь по голове, потом осторожно укрыл одеялом. Распрямившись, постоял немного, любуясь этим маленьким чудом, после чего также тихо вышел и аккуратно притворил за собой дверь.
В кабинете, куда я направился, царила непроглядная темнота. Я не стал зажигать общий свет, а прошёл к письменному столу, что стоял напротив двери, и включил настольную лампу. Тьма испуганно шарахнулась, но потом, словно опомнившись, прекратила своё позорное бегство и заняла глухую оборону по углам комнаты. Свет же от одной единственной лампы оказался не в силах выбить её оттуда. В результате в комнате установилось хрупкое равновесие – полумрак.
Семён уже ждал меня. Сидел в углу на территории тьмы («символично»,– я мысленно усмехнулся этому) в одном из двух кресел у круглого журнального столика.
– Ну как, полегчало? – поинтересовался он, имея ввиду моё продолжительное умывание.
– Немного, – буркнул я в ответ и направился к шкафу с минибаром. Достав стакан и початую бутылку виски, вернулся к письменному столу. Усевшись в удобное “компьютерное” кресло, включил ноутбук, и пока он загружался, налил себе виски.
– Что ты собираешься делать? – поинтересовался Семён, наблюдая за мной из своего угла.
– Пить, – коротко бросил я.
– А ещё?
– Не твоё дело, – отрезал я.
Компьютер загрузился. Я залпом опустошил стакан и, отставив его, открыл окно браузера. В строку поиска вбил интересующее слово. Поисковик задумался на долю секунды, после чего выдал результат своей работы. Всего более 4 миллионов ответов…
Итак, приступим…
Тишина. Бархатная тишина окутывала зимний лес. Ели и сосны красовались нарядными снежными шубами, изумрудные иголки красиво торчали из-под белых одежд. С неба из недр тёмно-синих туч, что висели очень низко, большими пушистыми хлопья сыпал снег.
Я стоял на сноуборде в начале лесной трассы и любовался окружающим меня сказочным великолепием.
Только я, горы, лес и снег. А всё остальное: заботы, дела, проблемы, – всё это где-то там…. далеко-далеко, в другом мире. Мире гигантских мегаполисов, постоянной суеты, движенья, утекающего времени. Здесь же… здесь Свобода!
Постояв ещё немного, я опустил на глаза маску, затянул шнурки на перчатках, потом манжеты на куртке. Пора. Подпрыгнув, поставил доску параллельно склону и заскользил вниз, медленно набирая скорость.
Спуск предстоял не самый простой, но и не сказать, чтоб уж очень сложный. Между деревьев и сугробов было накатано множество дорожек. Они пересекались, разбегались в разные стороны, хитро петляли между деревьев, сливались вновь. На некоторых встречались небольшие бугры – мини трамплины. Впрочем, при желании их можно было легко объехать. Сам же склон имел вполне умеренный уклон. И лишь в одном месте его крутизна становилась действительно серьёзной.
Я хоть и не являлся профессиональным бордером, но и новичком тоже не был. Как-никак катался уже третий сезон и на доске стоял вполне уверенно. Так что эта трасса особых трудностей для меня не представляла. Тем более, что я уже по ней ездил.
Сердце радостно колотилось в груди, из-под доски летел снег, ветер дул в лицо. Я лихо маневрировал, нарезал склон короткими дугами, ловко менял стойки и подпрыгивал на горках. Жизнь – вот она настоящая! Короткие моменты, когда мы действительно живём! Всё остальное – болото повседневности. Серая рутина.