Русская литература как национальная Библия первой волны эмиграции
«Русская эмиграция в Китае…»… Одно это словосочетание способно озадачить взыскательного читателя, поскольку сборник открывается статьей А. В. Амфитеатрова, который, являясь одним из ярких писателей эмиграции, никогда не жил в Китае. Не жил, но активно публиковался в русских эмигрантских изданиях Китая. Не жил там и И. Г. Акулинин, хотя в 1923 в Харбине его заочно избрали войсковым атаманом зарубежных оренбургских казаков, а в Шанхае была издана его книга «Оренбургское казачье войско в борьбе с большевиками. 1917–1920» (1937). М. Д. Вайнтроб, П. М. Пильский после революции эмигрировали в Прибалтику, но тоже печатались в русской периодике Китая. А. К. Семенченков, донской казак, коллекционер, собиратель казачьей старины, искусствовед, живший в Париже, насколько известно, также публиковался в русских изданиях Китая. Н. В. Калишевич (псевдоним Р. Словцов), после 1917 года оказавшийся в Болгарии, в Софии, а потом переехавший в Париж, известен в «русском Китае» своими публикациями в газетах «Заря», «Рупор». Русский историк Е. Ф. Шмурло, скончавшийся в 1934 году в Праге, также никогда не был в Китае, но публиковался в русских изданиях Харбина.
В харбинской газете «Заря» (1920–1943) было опубликовано восемь статей А. Амфитеатрова[1]. Интересен случай с очерком «А. В. Амфитеатров о самом себе (Ко 2-й годовщине его кончины)», который вышел с пометкой: «Эта рукопись любезно предоставлена нам для юбилейного номера «Зари» супругой покойного известного русского писателя Александра В. Амфитеатрова»[2].
Очерк «А. В. Амфитеатров о самом себе» не является оригинальным и представляет собой перепечатку фрагмента из полной версии книги «Склоненные ивы. Театральные портреты и характеристики», вошедшие в XXI том собрания сочинений писателя (1913). Фрагмент касается исключительно биографии А. Амфитеатрова и включает эпизоды из его жизни, происходившие в 1887 году (поездка в Тифлис, работа в театральной студии). Действительно ли рукопись была подготовлена (с сокращениями) супругой писателя Елизаветой Ивановной Чупровой, или же она была напечатана в результате инициативы самих русских харбинцев, трудно сказать. В периодике «русского Китая» были случаи, когда печатались статьи русских эмигрантов, живущих в Западной Европе, без уведомления их авторов, что и понятно. Ведь наиболее выдающиеся представители русского зарубежья действительно проживали на Западе, а в «русском Китае» всегда ощущалась потребность в аналитически и эмоционально сильных публикациях, ощущалась потребность в «свежей крови».
Что касается остальных статей А. Амфитеатрова, то в настоящий момент с уверенностью можно сказать, что они не отражены в библиографических сводах. Амфитеатров охотно поддерживал творческие связи с различными полюсами русской эмиграции, был «вхож» в издания самых различных, даже идейно антагонистических, направлений.
То же самое можно сказать о названных выше других авторах, статьи которых появлялись в печати «русского Китая»; их публицистика являлась органической частью культурной жизни восточной эмиграции – весомый аргумент, позволяющий отнести эту публицистику к общему потоку творческой деятельности русской интеллигенции в Китае. Другим аргументом (кажется, более весомым) является то обстоятельство, что «китайские тексты» И. Г. Акулинина, М. Д. Вайнтроба, П. М. Пильского, А. К. Семенченкова, Н. В. Калишевича и других представителей западной эмиграции до сих пор оставались неизвестными современному читателю.
* * *
Литературная критика «русского изгнания» – одна из узловых точек «русской идеи», «нравственно-художественной топики» (А. М. Панченко) национальной культуры, очевидной в своей основе и исторически изменяющейся, оборачивающейся иной раз неожиданными гранями, подобно тому, как Н. В. Гоголь в скупости Плюшкина обнаружил грани щедрости и милосердия. Современный уровень освоения литературно-критического и публицистического наследия русского зарубежья позволяет объективно оценить достижения в этой области. Введены в научный круг выдающиеся имена эмигрантов-критиков. Но означает ли это, что в области эмигрантской критики новые открытия невозможны?..
Отечественные литературоведы и зарубежные слависты уделяли внимание в основном первой волне русской эмиграции, которой суждено было связать свою жизнь с Европой («русский Париж», «русский Берлин», русская эмиграция в Польшу, Прагу, Италию и т. д.). Появилось большое количество публикаций, справочников, а также исследований, посвященных их литературно-критическому творчеству. Интерес к публицистике европейской ветви русской эмиграции остается живым до настоящего времени. Существуют издания критических статей, публицистики, мемуаров; немалое количество работ посвящено исследованию литературной критики и культурно-философской мысли русского зарубежья Европы. В авангарде исследований находятся такие ученые, как В. М. Толмачев, С. Р. Федякин, Т. Г. Петрова, О. А. Коростелев, М. Д. Филин и другие. Трудами ученых были реализованы серьезные проекты – изданы научно выверенные и прокомментированные книги, вводящие в оборот большой фактический литературно-критический и иной материал.[3]
Подтвердилась мысль, некогда высказанная Г. П. Струве о том, что едва ли «не самым ценным вкладом зарубежных писателей в общую сокровищницу русской литературы должны будут быть признаны разные формы нехудожественной литературы – критика, эссеистика, философская проза, высокая публицистика и мемуарная литература».[4] И, действительно, в процессе научного освоения культурного наследия русского зарубежья отечественные исследователи пришли к согласованному мнению: без полной публикации списка авторов вряд ли возможно создание общей картины русского зарубежья, и, тем более, трудно оценить его вклад в русскую и мировую культуру. Другая мысль, в которой едины почти все филологи, сводится к тому, что до сих пор не существует полноценной истории критики русского зарубежья, а, следовательно, отсутствует выверенная методология, соответствующая ее статусу. Интерес представляют не только маститые, именитые критики. Нельзя игнорировать даже уровень «средней» критики и публицистики, значительная часть которой представлена газетными публикациями. И, наконец, если в 1990-е годы был заметен разрыв между исследованиями отечественной литературно-критической традиции и исследованиями критики русского зарубежья, то сейчас такого разрыва нет. Критика и публицистика эпохи изгнания ныне рассматривается в единстве с контекстом всей истории русской литературы.
