– Не торопись, малышка.
Высокий черноволосый мужчина с хищным изгибом сексуальных губ придержал за руку невысокую стройную девушку, рывком разворачивая к себе и впечатывая ее в свою широкую мощную грудь.
– Что вам надо? – с отчаянием спросила она, пытаясь вырваться, но безрезультатно. Жесткие татуированные пальцы сомкнулись на хрупком запястье, словно оковы.
– Тебя, крошка. Твой папаша мне должен.
Мужчина смотрел хищно, с его дьявольских глазах загорелось предвкушение удовольствия, а дыхание стало частым и глубоким.
– Нет! – она опять отчаянно дернулась, уже со слезами изучая надменное лицо своего мучителя, – нет! Он не мог, не мог, не мог…
Последнее слово ей не удалось договорить. Мужчина наклонился и впился в ее губы властным поцелуем. Ноги девушки подкосились, и она…
ЭТО ЧТО ТАКОЕ???
Это я что такое сейчас прочитала?
Я, не веря, перечитываю абзац книги, которую, похоже, читает Натусик.
Нет, все на месте.
Властный брюнет с хищным изгибом сексуальных губ. Невысокая нежная героиня. Страстная сцена первого поцелуя.
А, да, и сумасшествие моей племяшки, читающей романы о любви вместо книг по повышению квалификации, тоже. На месте.
Я откладываю планшет с книгой.
– Натик, – надо этот момент сразу прояснить, потому что, если ее опять лишат надбавок и понизят коэффициент, я не собираюсь свободной жилеткой выступать. У меня своих дел по горло. – А иди сюда?
– Ну чего ты, подождать не можешь? – ворчит племяшка, неся из кухни поднос с чаем и печеньками, – можно подумать, голодная…
– Да нет… – я задумчиво изучаю ее невинную физиономию, – не голодная… Поела в обед. Сегодня были макароны с сосисками.
– Фу, гадость, – кривится Натик, – как ты можешь это есть?
– На мой оклад не разгуляешься, сама понимаешь, так что макароны с сосиской – это вкусно.
– Давно говорила, бросай свою шарагу, пошли к нам. Нервов меньше.
Она ставит поднос на стол, потом замечает горящий экран планшета и краснеет. Густо так, словно ей двенадцать, и мама застала ее за чтением порно-романа.
– Кто бы про нервы… – бормочу я, не сводя с нее пристального взгляда.
Это мой профессиональный прием, очень помогает, когда требуется, чтоб все замолчали и дали мне уже спокойно работать. Ну и, обычно, как раз с таким взглядом хорошо беседы проводить с учениками и их бесноватыми родителями.
– Ну и что тут такого? – Натик вызывающе трясет блеклой гривой, – мне нравится! Не все же классику читать твою заумную.
– Она – не заумная! – отрезаю я, но не позволяю увлечь себя любимым коньком, нет уж! – А ты – можешь читать все, что тебе захочется! Но, помнится, у тебя квалификационные тренинги скоро?
– Я там все знаю! – Натик гордо задирает подбородок, – а книги – отвлекают, дают голове немного отдохнуть. И вообще, хоть в книгах про любовь нормальную почитаю, раз в жизни не получается!
Она садится и, отвернувшись от меня, смотрит в окно.
Господи, прямо классическая сцена!
– Нат… – я присаживаюсь на диван рядом с племяшкой, обнимаю, – ну ты чего? Ну какие твои годы? Еще встретишь хорошего парня, полюбишь.
Она молчит, скорбно поджав губы.
Ей двадцать пять, у нас разница в три года, и я на правах старшей, умудренной опытом родственницы могу давать умные советы.
И контролировать, что читает ребенок на досуге.
Но сейчас я понимаю, что у нее и без того плохое настроение, а тут еще и я приперлась, и решаю не грузить дополнительно нотациями.
Кладу голову на плечо, прижимаюсь и добавляю заговорщицки:
– И у него обязательно будут темные волосы и хищный изгиб сексуальных губ…
– Зараза ты, Верка! – племяшка не выдерживает нужного для драмы пафоса, прыскает по-девчоночьи и неожиданно валит меня на диван, щекоча, – прочитала все же!
– Ну конечно, а ты как думала? И вот как мне теперь про это забыть?
Отсмеявшись, мы пьем чай, едим бутерброды и печеньки, Натик рассказывает, что нового у нее на работе (ничего), я рассказываю, что у меня нового (ничего). Про всякие там романтические истории, которые, по-хорошему, должны бы намечаться, бурлить или уже входить в мирное русло у довольно-таки молодых женщин(хотя мы искренне считаем, что уже не очень молодые), не говорим. Не потому что скрываем, а потому что нечего говорить.
Нет ни у меня, ни у Натика никаких романтических историй.
У меня уже год, да и ту, последнюю историю романтической можно назвать с огромной натяжкой.
А у Натика вообще не случалось.
И это с каждым годом угнетает племяшку все больше и больше.
Я, как могу, когда могу, грусть-тоску развеиваю, но у меня времени особо нет. Да и у Натика тоже не вагон.
Племяшка работает менеджером по сопровождению оптовых продаж в одной крупной компании, занимающейся производством и продажей одежды.
И, так как это сопровождение, то несложно догадаться, что сидит она целыми днями в офисе безвылазно, бесконечно ломая глаза над сводками, графиками, подсортировками и прочими замечательными и, главное, безумно интересными вещами. В офисе их, таких вот сопроводителей, еще трое, а помимо них сидят бухгалтера и финансисты. Все женщины, естественно.
Из мужчин – водитель и начальник отдела.
Водитель – толстопузый дядька пенсионного возраста, а начальник отдела – глубоко женатый на дочери генерального директора их компании мужчина.
Так что даже служебный роман не заведешь.
Натик скачет из дома на работу, с работы – домой. И на этом – все.
Из друзей у нее только я, так что даже не выйти никуда в клуб. Не с кем.
Не потому что я против, нет! Просто потому что мне некогда.
Я работаю в школе.
Учитель русского языка и литературы в среднем звене, а это самая веселая категория школьников, кто угодно подтвердит.
Кроме этого меня осчастливили классным руководством, чтоб не скучала, а еще внеклассной деятельностью, веду кружок по углубленному изучению мировой художественной культуры.
Думаю, ежу понятно, что я ухожу в школу в семь утра и возвращаюсь в девять, а то и десять вечера.
И, конечно, чисто теоретически, я могу пойти в клуб. Но при условии, что меня на руках туда отнесут и где-нибудь в уголочке складируют.
А, да! Еще и к занятиям на завтра подготовят неведомыми путями!
Так что вот такой у нас замкнутый круг получается.
Я – вся в работе, детях и уроках.
Натик – вся в отчетах, сверках и переписках. И да, еще теперь в мечтаниях о большой и светлой любви, как выясняется.
И обязательно с брюнетом с хищным изгибом… Ну, чего-нибудь. Главное, чтоб с хищным. И с изгибом.
Я беру с племяшки честное слово, что она заглянет хотя бы в один обучающий тренинг, и выхожу.
На улице уже темно, октябрь радует холодными ночами.
У меня завтра шесть уроков, а потом кружок. И вечером родительское собрание. Сначала – общешкольное, а потом уже и классное.
И мне ужасно, просто ужасно не хочется его проводить. Потому что класс мне достался веселый, новый. Восьмой «Г». У них классный руководитель уволилась прямо перед началом учебного года.
