1
В тайге опадала листва, задумчиво выбирая себе пристанище на пнях и корягах, на рыхлом мху и в сырых дуплах. Желтым смятым полотном она раскатывалась по заросшим тропам, будто прокладывая их заново.
По дороге шли трое: проводник и два священника в бурых от пыли подрясниках. Перед подъемом на перевал молодой священник оглянулся против солнца – дальняя гряда казалась полупрозрачной, будто отлитой из красного мутного стекла, с белым рисунком из слоистого тумана.
Проводник был высокого роста, в черных ботинках, похожих на кувалды. Он остановился, чтобы его спутники перевели дух:
– Про Соловья всякое рассказывают…
На горном склоне тени деревьев светлели и становились похожими на серые дымы.
– Чем он живет? – спросил старший священник в выцветшей скуфейке, у него были густые волосы с сединой и толстые очки в черной оправе.
– Лыжи режет из березы и топорища. Он не охотник и не рыбак!
– Не убивает живое, – уточнил молодой, с рыжим хвостиком на затылке. – Великий соблазн в тайге!
На румяном лице его у глаз лучились тонкие морщинки, которые нельзя было назвать ранними, скорее – какими-то благостными.
Охотник горестно кивнул, будто ему напомнили о чем-то таком, что заставляло его стыдиться:
– А так внешне – бродяга или бомж!
– Обманчиво первое мнение, – остерег седоволосый батюшка.
Стыдливость исчезла, когда охотник увидел рябчика и громко свистнул. Пернатый комок шарахнулся в густые ветви, тяжело хлопая крыльями. Будто рябчик зажмурился со страху в ожидании выстрела.
– А вы к нему зачем? Исповедовать, что ли?
– На освящение.
Священники приехали из монастыря, что располагался в соседней с Алтаем шахтерской области.
– У вас, говорят, и Катюха его живет? – спросил охотник, и голос его дрогнул.
– К нам многие приходят, – ответил молодой священник.
– Она раньше у Соловья жила. А потом сбежала! – Помолчав, он добавил рассудительно: – Чего с него взять? Святости-то ей точно не надо было!..
– А вы и ее хорошо знаете? – старший священник посмотрел на него сурово.
Охотник почувствовал перемену в голосе и стал оправдываться, полагая, что священникам не знакома обычная сельская жизнь:
– В поселке работы нет. Самые обеспеченные люди – пенсионеры. У Соловья тоже пенсия, как бывший детдомовец. Вот и крутятся возле них девицы, такие как она!
Долгая дорога позволила ему некоторую вольность. А может, думал, священники обратят свои помыслы и на его грешную душу:
– Ходят слухи, что Соловей опаивает мухоморами тех, кто к нему приходит!
Батюшки шли быстро, словно торопясь освятить то место, на которое нацелились противные Богу силы.
Временами охотник забегал вперед, резко останавливался, поправляя рюкзачок на плече:
– Студенты давеча рассказывали, что после бани хотели связать его теми веревками, что на его деревянном Христе!
На северных склонах еще таился туман под нижними ветвями пихт, разжижая их полумрак, а с южной стороны он легко поднимался вверх розовыми клубами. Чем ближе подходили путники к перевалу, тем ярче становилась синева неба.
Словоохотливый проводник рассказал, что сам он живет в поселке недавно и что из местных к Соловью идти никто не захочет, потому как не любят его:
– Он покойников хоронит!.. Здесь была деревня Тогуленок, так Саня на заброшенном кладбище могилы поправляет.
– Благое дело, – отозвался старший священник с одышкой. Было ему лет к пятидесяти, лицо умное и деятельное.
– Так он их видит и разговаривает с ними! – Охотник опять забежал вперед, чтобы заметили оторопь в его моргающих глазах.
– Сколько знаю его, все удивляюсь: с бродягой может говорить на одном языке, с преподавателем из университета – на другом! И с вами – найдется, по вашему ранжиру!..
Надломленная осина, зависшая над тропой, заставила людей согнуться, будто приняла от них земной поклон.
2
Первое, что увидели священники, спустившись по тропе на большую поляну, – узкую маковку, похожую на забинтованную голову.
Остановились, перекрестились:
– Спаси, Господи!
– Огородик есть! – отметил молодой батюшка.
– Вот его самострой, – проводник остановился позади. – Не похоже ведь на доброго-то хозяина!
И действительно, домик оказался маленький и неказистый, прилепленный к краю склона. Все постройки сделаны на скорую руку, без особой любви, и даже расположены как-то боком, будто нарочно отстранялись друг от друга.
Охотник крикнул издалека, предупреждающе и еще, как отметили священники, будто желая позабавиться:
– Соловей! Выходи!..
На пороге домика появился хозяин.
Ветерок распушил воробьиные вихры на его голове. Весь облик этого человека показывал, что взять с него нечего, а ему самому ничего от пришедших не нужно.
– Здравствуйте, – сказал неожиданно ласково. И охотнику кивнул: – Здорово, Михей!
– Вот, церковные люди, монастырь строят, – сурово буркнул Михей. – Я им про тебя рассказал!
Хозяин часовни еще больше обрадовался. От старшего священника не ускользнуло то, каким взглядом бывший детдомовец оглядел их котомки.
– Спаси, Господи!
Батюшки вновь перекрестились, глядя на распятие около часовни.
Соловей привык к тому, что пришедшие люди не сразу решаются оценить сделанное им.
На огромном деревянном кресте висел распятый, вырезанный из березы в человеческий рост. С шапкой черных волос, с красными губами и угольными глазами, смотрящими как-то диковато. На худых бедрах – резная юбочка черного цвета. Огромные ржавые гвозди вбиты в узкие ладони. Толстая веревка завязана на ногах и руках. Крашеное желтое тело болезненно выделялось даже на фоне осенней листвы.
– Христос получился у вас своеобразный, – признал старший священник.
Звали его отец Антоний.
В деревянной груди распятого – глубокая волокнистая трещина, и казалось, что она дышала через эту рану.
– Не такой? – наивно спросил Соловей.
– Безбородый, – улыбнулся молодой, отец Кирилл.
– На Майкла Джексона похож! – подсказал Михей, бросив свой потрепанный рюкзачок на лавку.
Отец Антоний нахмурил властные брови. На кресте прибит был гвоздями какой-то блудливый дух.
Эта поспешность и резкость первого впечатления немного смутила священника:
– Один живете?
– Все лето со мной парень жил, детдомовец.
– А семьи нет?
– Была в городе…
Михей развел руками:
– Медведица у него семья!
Молодой священник снял котомку:
– Где можно вещи положить?
– Да проходите в дом, – засуетился Соловей. – Или под навес, если хотите на воздухе. Чаю попейте, отдохните!
– Отдохнуть можно, – охотно согласились батюшки, будто это единственное чувство, в котором они сошлись с таежным чудаком.
– Далеко к вам идти. Но вот пришли, с Божьего дозволения…
Соловью понравилась мысль, что он не сам по себе, но под Божьим присмотром.
