Брату Игорю
в день рождения
17.12.2016
ТАКАЯ ВОТ ИСТОРИЯ…
Конец ее рассказывала мне мама. Рассказывала и горько плакала. И я, парень молодой, ещё тридцатника не разменявший и к сантиментам не склонный, слушая маму, едва сдерживал слёзы.
С тех пор прошло ни мало, ни много, а сорок лет, но я часто вспоминаю эту историю, историю любви и верности…, и комок подкатывает к горлу. Что ж, годы… Нет уже ни папы, ни мамы; тем более, ещё дольше нет тех, о ком пойдёт речь. Я хочу рассказать обо всём с самого начала.
Родители жили в добротном неблагоустроенном доме с печным отоплением, сараем, некогда полным разной живности, и огородом на задворках. Как водилось, во дворе обитали собаки, сменяя друг друга со временем, а в доме кошки. Всех псов почему-то звали Мухтарами, хотя знаменитый фильм «Ко мне, Мухтар!» ещё не был снят. Коты и кошки носили разные клички. Тот, о котором пойдёт речь, был Малышом.
Да простят меня сугубые материалисты, но это был не кот – это был человек в кошачьем обличье! Даже во младенчестве он отличался сдержанностью в поведении и в отношениях с нами, людьми. Да, носился по комнатам, играл с бантиком из газеты, что младший брат привязывал на ниточку и водил перед носом котёнка. Но всё как-то без животной, дикой энергии, а мягко, сдержанно, интеллигентно. Никогда не орал благим кошачьим матом при виде мяса, рыбы или другой привлекательной еды, как это делали прочие бывшие питомцы. Разделывает, бывало, мама эти деликатесы на столе, а он сядет на пороге, вытянется в струнку… и молчит. Только ноздри подрагивают. Долго его никогда не мучили, сразу что-то выдавали для утоления аппетита. Да и вообще, отец ввел такой закон в доме: сначала кормим животных, потом садимся сами за стол. Конечно, бывали моменты, когда о коте забывали, и тогда он подавал голос, от которого у меня мурашки по коже бегали: совершенно отчётливо и по-человечьи он произносил: «Мне»! Не помню, чтобы он мяукал, подобно хвостатым собратьям. На папу или меня просто пристально смотрел, и мы чувствовали эти взгляды. Если мама его не замечала, он звал её «ма-а». Меня от этого слова (не мяуканья!) тоже обдавало холодом. Готовность отобедать Малыш выражал тем, что садился на порог кухни и прислушивался к звону ложек, вилок и стуку тарелок, раскставляемых на столе. А неудовольствие от невнимания показывал, разворачиваясь к столу задом. Мол, мне всё равно, что вы там собираетесь делать. Дремлю я.
Поздней осенью и зимой, когда полевых работ на огороде не было, мы собирались вечерами на кухне. Всегда находилось, о чём поговорить, обсудить новости и события небольшого городка и квартала, где жили. Малыш пристраивался на любимом месте, на пороге, в метре от печки, в которой потрескивали горящие поленья, и слушал. Причем, реагировал на разговоры так, что, казалось, он понимал каждое слово. Обсуждались какие-то мелкосемейные, бытовые проблемы – кот спокойно сидел, зажмурившись. Стоило заговорить о каком-либо происшествии, несчастном случае или даже об интересном фильме, как он раскрывал глаза, приподнимал голову, поворачиваясь то к одному, то к другому говорящему, и следил за беседой. Чем более захватывающей была история, тем выше поднималась кошачья голова, шире раскрывались и без того круглые глаза. А на контрапунктах или страшных моментах Малыш тряс головой, прядал ушами, жмурился, вжимался телом в порог, как бы говоря: ах, страсти-то какие рассказываете, жуть одна.
