Кара задыхалась. Ужас парализовал тело. Казалось, что сейчас произойдет что-то непоправимое. Усилием воли она разорвала кошмар сна и вылетела из него, точно спасаясь бегством. Ледяные руки не слушались, когда она потянулась к ночнику, чтобы зажечь свет. Наконец, кое-как справившись с кнопкой, щурясь от яркой вспышки, женщина уставилась на часы. Три тридцать три. Ну, что ж. Пора.
Каждую ночь Кару будили стихии. При пробуждении она знала, какие именно силы её подняли. То женщина нежилась в лучике Света, то вихрем носилась в мрачных мирах Тьмы. Во сне она жила иной жизнью, но стихии всегда помогали понять нечто важное.
Кара к ним привыкла. Да и как иначе? Они были ближайшим кругом общения, развлекали во время клинической смерти, превращали сны в источник информации, помогали писать книги. Кара никогда не отмахивалась от этих причудливых друзей, зная, что жизнь в гармонии с ними полней и интересней.
Окончательно вынырнув из сна и сев в кровати, Кара замерла. Ну, конечно! Как она могла забыть? Ровно двадцать лет тому назад, 31 октября 1999 года в три часа тридцать три минуты врачи констатировали её смерть.
Земные три минуты, наполненные судорожными попытками медиков вернуть Кару, растянулись в длительное красочное действие, каждый момент которого она помнит до сих пор.
Картина была настолько восхитительной, что никогда, ни до, ни после тех событий, Кара не встречала ничего подобного. Она, легкая и почти прозрачная, находилась посреди изумрудных холмов. Плавные изящные очертания вторили облакам, неспешно плывущим по синему небу. Серебристо-зелёный ковыль нежно щекотал голые щиколотки Кары и светловолосого мальчика лет семи, которого она держала на коленях. Им было хорошо вместе и не хотелось расставаться. Женщина, тихонько раскачиваясь, шептала мальчику: «Я тебя никому не отдам».
Кара пришла в себя в реанимационной палате. Открыла глаза, – перед ней стояла на коленях заплаканная мама. «Господи, как же ты нас напугала…» Мама никогда не плакала, но в тот момент слёзы лавиной лились по родному милому лицу. «Всё хорошо будет, мама. Я это точно знаю».
Началась борьба за жизнь. Вернулась боль, порой настолько невыносимая, что казалось счастьем сбежать от неё, провалившись в забытьё. Иногда лечащий врач помогал это устроить, видя перекошенное от страданий лицо женщины. В эти минуты в потустороннюю жизнь Кары врывались стихии и закручивали её в спираль восхитительного танца. И становилось всё в этой жизни ясно. Понимание приходило масштабными картинами, на которые щурился несмелый опыт Кары. Она не спорила, не сопротивлялась. Тихонько выплывала, знакомясь с новой собой.
Однажды утром она услышала с детства любимую мелодию. Кто-то играл Лунную сонату Бетховена. Зная каждую ноту этого великого произведения, Кара всегда представляла себе романтическую историю. Но в тот раз, как только зазвучали первые звуки сонаты, для неё открылась вся драматическая истина чудесной музыки. Великий композитор посвятил сонату не любви, а… смерти.
Тронутое воспоминаниями прошлое клубилось по углам, намереваясь полностью завладеть вниманием. Нет, этого допустить было нельзя. Надо встряхнуться, встать и начать заниматься каким-нибудь делом. Понять хотя бы, почему её подняли ни свет ни заря.
Стремительно откинув одеяло, Кара резко села в постели и тут увидела растянувшуюся во всю длину, мирно спящую любимицу – Яру. Во сне собака тихонько поскуливала, дергая лапами, видно, неслась куда-то по своим важным пёсьим делам.
Кара знала, что баловать собаку, тем более американского стаффордширского терьера, позволяя лежать на кровати, нельзя – это подрывает авторитет. Но умница Яра настолько тонко и умело манипулировала хозяйкой, что та и не замечала, что милое создание делает всё, что хочет. Задумчивые миндалевидные глаза, нежный велюр бархатной шерсти, завидный интеллект и покладистый характер вызывали восторг у Кары. Она не могла устоять против чар любимицы.
Вот и сейчас, любуясь, как Яра медленно переворачивается на спину, вытягивает лапы, томно вздыхает, подставляет нежно-розовое в серых пятнышках брюшко легкой прохладе дома, у хозяйки даже мысли не возникло её согнать. Пусть спит. В конце концов, не так уж это важно, кто и где спит. А вместе даже веселее.
Почувствовав взгляд хозяйки, собака открыла глаза, одним движением мускулистого сильного тела перевернулась, очутившись на полу, встряхнулась, сладко зевнула и завиляла хвостом. Уж не идет ли кто гулять? Нет, не похоже… Тяжело вздохнув, верная подруга вновь улеглась на кровать, опустила голову на лапы, смежила веки и тихонько засопела.
Кара задумалась. Пыталась вспомнить, что ей снилось, отчего так тяжело и грустно было на душе. Но тонкая паутинка смутных образов все время обрывалась.
«Маманька, а что ты делаешь? Именинный пирог?» – звонкие голоса девочек пронзили тишину кухни. София замешивала пышное тесто. Сдоба по старинному рецепту, припасённому для особых случаев, получалась сладкой, вкусной, ароматной. Вера, Надюшка и Любаша окружили мать, наперебой предлагая свою помощь. Очень любили они возиться с тестом.
Вера, самая старшая, деловито вытаскивала судки со свежими ягодами. Девочки давно уже не удивлялись тому, что в холодильнике в любое время года были свежие ягоды и фрукты. Просто открывали дверцу, приглядываясь к фруктовому изобилию, и доставали то, чего хотелось больше всего. У Софии с дочерьми был уговор: каждая клала в пирог те ягоды, которые, по их мнению, больше всего подходили для именинника.
Вера, старшая дочь, рассудительная и спокойная, с иссиня-черными волосами, собранными в тугой хвост, взяла спелую крупную вишню и чуть надкусила. Сладкий с кислинкой сок окрасил губы девочки в пурпурный цвет. Вера зажмурилась от удовольствия. Это была её ягода. Именно поэтому вишней всех и угощала.
– Кому сегодня печём именинный пирог? – Вера с интересом смотрела на мать.
София, немного помолчав, ответила:
– Одной Душе. Она там, – женщина махнула неопределенно рукой, – одна в зимнем поле мёрзнет. Хочется её согреть.
