В мглистой синеве безоблачного неба медленно, расправив крылья, парит высоко над землей сокол. Зоркому глазу птицы открываются бескрайние просторы расстеленной внизу равнины. Глубокая морщиня оврага тянется внизу с востока на запад, разрезая разноцветный покров обработанных полей и тянется до небольшой возвышенности, на которой в синем серпантине просматриваются крыши домов и купол старинной церкви. Там село Шпитьки, в котором располагается колхоз миллионер «Большевик», а пространство полей – это угодья колхоза. Южнее морщинистого оврага лесополоса из разных видов деревьев, прикрывающая густой зеленой листвой возделанные поля от выветривания почвы южными жаркими ветрами. А с севера от Шпитек тянутся до самого горизонта сосновые леса, между ними сверкают на солнце небольшими заплатами на зеленом фоне лесных крон небольшие и кажущие с высоты птичьего полета осколки разбитых зеркал озера. Волнистые старицы, сплошь укрытые пахучими травами с полевыми цветами, и спрятавшимися в их густой поросли птичьими выводками. В прохладной тени сосен и елей можно встретить зайца, в ветках бесшумно, одетые в рыжие шубки, хозяйничают белки. Часто на лесных просеках встречается лось, и подчас можно увидеть дикого кабана. Среди лесов располагается хутор Лесное, а ближе к Брест-Литовскому тракту село Бузовая, примыкая к шоссе тянущегося из Киева в сторону Житомира и далее на запад, с белесыми, красными и серыми кровлями домов. Со всех сторон к селу подступают леса. И только южнее, длинною километра с два тянется лесная просека, по которой вьется дорога, соединяющая хутор Лесное с равниной. Эта выложенная брущаткой дорога от шоссе ведет к селу Шпитьки до улицы Центральная. В нежной, прозрачной голубизне летнего пространства, над хлебами разносится трель жаворонка. Его трепетное пение не умолкает не на минуту и сливается в единый хор летнего оркестра, стрекочущего в душистых травах равнины. Покой и мир царит над землей, и только изредка черная тень сокола мелькнет по залитой солнцем равнине, предупреждая жителей полевых и лесных просторов о смертельной охоте ее хозяина.
В воздухе стоял пряный аромат трав. Легкий ветерок, чуть, чуть касаясь, ворошил верхушки высокой сочной травы. Перебирал листики на стеблинках, и от этого казалось, что травинки шепчутся между собой о сказочном заветном таинственном, спрятанном в их непроходимых чащах. Вот бы залезть туда, в зелень этих «джунглей», стать хотя бы на мгновение таким как труженик муравей, помочь перетащить муравью «большущую» в три его роста стеблинку. Затем влезть по скользкому блистающему, словно лакированная жердь, стеблю к роскошному цветку клевера и вкушать вместе с пчелой нектар. Вдруг с басовитым жужжанием казалось не от куда возник над цветком черным комочком мохнатый шмель. Закружил над цветком клевера, как бы прицеливаясь на розоватый бархат бутона. И вот уже деловито, с легкостью передвигая неуклюжее кудлатое тело от кувшинки к кувшинке цветка, с наслаждением вкушает сладость нектара и не видит, что за шмелем наблюдает внимательный взгляд, с любопытством за его шмелиным завтраком. Да и как тут увидишь, когда глазами мальчишки смотрит само небо, такие они синие-синие, или это шмелю чудятся два синие цветка, что повернули к нему свои цветочные головки под легким вздохом лета. Русая голова мальчика, замерла в зарослях разнотравья, заколдованная увиденным таинством природы. Широко открытые глаза смотрят на нетронутую красоту трав, на суету озабоченных насекомых, на деревя старого колхозного сада и внезапно встречаются с небом. Мальчик прилег на спину. Ему хотелось взлететь журавлем в синий бескрайний простор, взглянуть с высоты на родное село Великановка, на сад, в котором он сейчас лежит, на пасеку, на старинный парк, на свой дом, что стоит вот тут рядом, лишь перелезть через забор и перейти дорогу. Солнце тем временем поднимается все выше и выше. Утренние краски постепенно теряют свой сверкающий разноцветьем оттенок, превращаясь в блеклые и тусклые тона. День запылал жарким дыханием, прохладу спрятав в тенистые места под фруктовые деревя сада и липы старинного парка. В эту обеденную пору на солнце становилось невыносимо от жарких его лучей и лежать уже в духоте трав, где расположилась по-хозяйски жара не было мочи. С неохотой, оторвавшись от приютившей утренней прохлады на зеленом пахучем травяном ковре, мальчишка поднялся и медленно побрел по мякоти трав в сторону хозяйского домика пасеки. Стройные ряды ульев с обтекаемой крышей, аккуратными рядами расставлены по огороженной территории забором из длинных двух жердей по периметру, прикрепленных к столбикам. Мальчишка перемахнул через эту незамысловатую ограду и по протоптанной пасечником тропинке мимо гудящих пчелами улей, подошел к окну хозяйственного домика. Пчелы не нападали на пришельца, было для них понятным по их ведомым знакам, что этот малыш свой среди пчелиных семей. Деловито парнишка заглянул в окно домика. Сквозь стекло большого окна на дощатый пол подал сноп солнечного света, оставляя отпечаток аккуратных квадратов оконной рамы с шевелящимися на полу тенями листвы. В притул к подоконнику приставлен стол, выполняющий роль одновременно и стола, и для столярных работ верстака. За столом-верстаком сидит пожилой мужчина. Он держит в руках толстую книгу и внимательно читает сквозь спущенные на нос круглые очки. Шаги мальчишки заставили мужчину оторваться от чтения и посмотреть на дверь. На пороге появился русый мальчишка и сразу ощутил смолистый терпкий запах свежей сосновой стружки, смешанной с пряным ароматом пчелиного воска, который исходит от рамок, навешанных на стенах комнаты. Обстановку подсобки пасечника дополняла печка, выложенная до самого потолка. В углу размещена центрифуга с отполированной металлической ручкой, за которую, наверняка надо крутить, чтобы под напором центробежных сил выплескивался из сот мед на стенки центрифуги, стекая по ним вниз в сборный сосуд для меда.
– Здравствуйте дедушка! – поздоровался мальчишка.
– А, это ты Валик, ну заходи, заходи, – сказал пасечник добрым мягким голосом.
