1891 год, 3 июня,
23 часа 11 минут. Германская империя, резиденция французского дипломата в Берлине Жана-Пьера Дюбуа
Ох уж эти поздние визиты… Хоть бы раз звонок в дверь после десяти часов вечера принес с собою что-то хорошее. Письмо от доброго друга. Посылку с цветами или сладостями. Да хотя бы простой заблудший путник постучался бы, чтоб справиться, как выйти на Унтер-ден-Линден, чтобы сесть в конку – я была бы лишь рада помочь!
Но не с моим счастьем, разумеется.
Софи и малютка Андре мирно спали в кроватках, горничная Кристина давно ушла домой, а кухарка фрау Кремер и вовсе взяла нынче выходной – собиралась поехать к сестре. Я же, как бывало часто, засиделась со словарями: не могла позволить себе лечь спать, покуда не переведу с немецкого на французский все двадцать три страницы – обязательную норму, что я сама для себя установила.
Однако все это имело значение до злосчастного звонка в дверь. С ним все мысли вылетели из моей головы, заставив внутренне сжаться и судорожно перебирать в уме варианты, кто бы это мог быть.
Супруг две недели назад покинул Берлин по служебным надобностям, которые у местных властей могут вызвать вопросы – еще и оттого мне было не по себе.
И снова звонок....
Я заставила себя собраться. Вложила карандаш, как закладку, меж страниц словаря, намереваясь вернуться к нему минутой позже, стянула со спинки стула шаль и накинула на плечи. Поторопилась в переднюю, чтобы открыть. Однако уже на лестнице услышала звенящий от возмущения голос Бланш, нашей няни, беседующей с незнакомцами.
И незнакомцы эти мне не понравились сей же час, как только я их увидела.
Было их четверо человек, ворвавшихся в нашу крохотную переднюю, оставивших следы грязи на новом ковре.
— Фрау Дюбуа, полагаю? – вопросил один из них, грубо оттолкнув к стене бедняжку Бланш, ему препятствующую.
Этот, очевидно, был главным – высокий светловолосый немец с военной выправкой, одетый, тем не менее, в штатское. На вид, должно быть, около тридцати пяти. Тонкие губы, сложенные в обманчивой полуулыбке, и бесцветные внимательные глаза на сухом вытянутым, как у англичан, лице.
Я плотнее запахнула шаль и пыталась сохранить самообладание.
— Мадам Дюбуа, - веско поправила я. – Мой муж – французский дипломат, и нынче он в отъезде. Что здесь происходит?
Тонкие губы искривились в еще более мерзкой улыбке:
— Нам отлично известно кто вы, мадам Дюбуа, и кто ваш муж. У нас приказ, извольте подчиниться.
Он помахал в воздухе бумажкой, но в руки ее дать и не подумал. Только велел безотлагательным тоном:
— Собирайтесь немедля, можете взять с собою два чемодана. Да сами оденьтесь потеплее: прохладное в этом году выдалось лето, а дорога нам предстоит неблизкая.
Сказать, что испугалась – это ничего не сказать. Мне казалось, сердце сейчас выскочит из груди! Тем удивительнее, почему мой голос звучал неожиданно твердо:
— Вы не имеете права нас трогать! Мы французские поданные. Сомневаюсь, что ваше начальство, кем бы оно ни было, хочет проблем с Парижем!
И, теряя всякую надежду, ахнула, когда один из незнакомцев – низенький, рыжий, с неаккуратными обвисшими усами – вдруг отодвинул полу сюртука. Под ним в полутьме прихожей блеснула рукоять револьвера. Бланш вскрикнула и закрыла руками рот. А рыжий тип, злорадно осклабившись, вынул револьвер и медленно поднялся ко мне по лестнице.
Я тяжело сглотнула, когда ледяное дуло револьвера уперлось в мою шею, чуть выше ключицы.
— Плевать мы хотели на твой Париж, куколка, - вкрадчиво произнес рыжий мне на ухо.
Блондин его не остановил. Спросил только:
— Есть еще кто в доме?
— Никого, - громче, чем следовало, ответила я.
И мысленно молила Софи проснуться и спрятаться с малышом хотя бы под кровать… Я учила ее этому, много раз объясняла, что делать, если случится что-то подобное – но она еще так мала!
Блондин мне не поверил.
Мотнул головой, отдавая приказ рыжему, и сердце мое ухнуло вниз, когда, убрав револьвер, тот хмыкнул и скоро взбежал по лестнице.
— Не надо! – теряя самообладание, вскрикнула я. – Там мои дети. Они совсем малы, старшей девочке всего пять лет. Умоляю, не троньте их – я поеду с вами куда скажете… Пускай дети останутся с Бланш, прошу вас!
— Бланш Перье? – вкрадчиво спросил блондин, в упор разглядывая девушку. – Боюсь, это невозможно: фройляйн Бланш придется поехать с нами. Тем более что вы будете слишком заняты, мадам Дюбуа, чтобы присматривать за детьми.
Девушка дрожала всем телом, судорожно оглядываясь то на меня, то на блондина. А я до сих пор не верила, что все это происходит на самом деле.
— Нет, нет… Бланш здесь совершенно не при чем, позвольте ей и детям остаться!
— Не при чем? – развеселился мой визави. – А своей вины, выходит, вы не отрицаете?
— За мной нет никакой вины… - без сил, но твердо ответила я.
И, пожалуй, только теперь поняла, что к своим переводам я не смогу вернуться ни сегодня, ни завтра.
4 июня, 08 часа 43 минуты,
Германская империя, лиман Унтерварнов, Росток
Пароход
уходил из Ростока, портового города на северо-востоке Германской империи.
Уходил в Петербург. Наверное, мне стоило радоваться: не об этом ли я мечтала
все шесть лет в изгнании? Что муж заслужит прощение на Родине, и что нам
позволят вернуться. Мечтала, что мои дети будут расти в том же городе, где
росла я; смогут свободно, без страха вызвать лишние вопросы, говорить на
русском языке и, главное, носить свою настоящую фамилию.
Да,
именно об этом я мечтала.
Так
почему же, глядя на медленно отдаляющуюся пристань чужого города, я совершенно
не могла сдержать слез. Расчувствовалась настолько, что, в конце концов, на меня
обратил внимание один из членов экипажа:
— У вас все хорошо, мадам?
— Да-да, - слишком поспешно отозвалась я, чем
насторожила его еще больше. – Просто соринка в глаз попала… ветер.
А,
между прочим, судя по нашивкам, то был совсем не рядовой член экипажа, а один
из помощников командира корабля. Я тотчас отругала себя. Нельзя привлекать
внимание! Что я себе позволяю вообще?!
— Все хорошо, уверяю вас, капитан…
— Обер-лейтенант цур зее[1] Герман Вальц,
- представился тот с галантным почти светским поклоном. – Если не ошибаюсь, мадам
Дюбуа? Первая каюта?
Я
изумленно приподняла брови:
— У вас прекрасная память.
— Профессиональная, - мягко улыбнулся он. - Проводить
вас?
— Не стоит. Я еще подышала бы морским воздухом.
— Что ж, не буду вам мешать в таком случае.
Однако я всегда к вашим услугам, ежели что-то понадобится.
— Благодарю, вы так добры…
— Что угодно, - веско добавил тот. – Даже если
это просто носовой платок.
Я
невольно улыбнулась. Впервые подняла глаза, чтобы посмотреть ему в лицо. Господин
обер-лейтенант оказался весьма хорош собою – лет тридцати пяти, высок,
темноволос и черноглаз. В общем, настолько в моем вкусе, что я смутилась.
