1. Пролог
Однажды ранним утром заспанная кухарка Амали вышла на крыльцо. Она зажмурилась от слепящего солнца и зевнула, прикрыв рот ладошкой. Ей бы хотелось поспать еще немного, но вот-вот должен был явиться молочник: на завтрак к господскому столу подавались только свежие сливки. С недавних пор Пузатый Ганс приносил еще и козье молоко, прописанное младшенькому графскому отпрыску лекарем - от коровьего у Дака случалось несварение, и без того капризный малыш изводил семейство бесконечными криками.
Пузатый Ганс почему-то запаздывал. Прислушиваясь к звукам, доносящимся с дороги, кухарка различила детский плач, который сильно ее удивил. Не сам факт детских слез заставил Амали обеспокоиться: младенцы имеют привычку капризничать, особенно если им скучно или требуется помощь взрослых. Смутило другое - рядом не должно быть никаких детей, поскольку ближайшее селение находилось в получасе езды на самой быстрой лошади, а малыш Дак, известный любитель стенать по поводу и без, еще мирно спал. Да и вообще, детская располагалась в противоположном крыле замка, в стороне от хозяйственных застроек, где жизнь начинала кипеть слишком рано и заканчивалась затемно.
Как ни странно, звук плача усиливался, приближался и вот из-за угла сторожевой башни показался ребенок, которому от силы можно было дать год. Он едва перебирал ножками, а когда к нему, виляя хвостом, приблизилась хозяйская собака, от испуга и вовсе плюхнулся на землю и заплакал еще сильнее, растирая кулачками по щекам грязь.
Удивленная кухарка, отогнав пса, склонилась над младенцем. На Амали смотрели глаза пронзительно-голубого цвета, а слипшиеся от слез ресницы казались неправдоподобно длинными. Размазанная по щекам пыль не мешала разглядеть, что личико у найденыша было необыкновенно хорошеньким. Когда кухарка подняла дитя на руки, рубашечка из тонкого батиста задралась, и стало понятно, что ко двору приблудилась девочка. Разглядывая ее, кухарка заметила, что малышка вовсе не заморыш, ее чистые волосы льняного цвета скручивались тугими локонами вокруг головки. От девочки пахло грудным молоком, словно ее только что покормили, и матушка отлучилась от нее на минутку.
- Откуда же ты такая взялась? – Кухарка в недоумении огляделась, но никого кроме улегшегося в тени пса не заметила.
Пока Амали размышляла, как ей поступить с младенцем, во двор въехала, позвякивая бидонами, двухколесная тележка, которую толкал Пузатый Ганс. Радушно поприветствовав кухарку, тот остановился у крыльца.
- Жарко нынче, - молочник достал клетчатый платок и вытер им лоб. - Боюсь, пока доберусь до имения графа Алекса, молоко скиснет. - И выжидающе уставился на кухарку, которая, так и не решив, что делать с девочкой, занесла ее на крыльцо.
- Посиди здесь, милая.
- Это чья такая? – спросил Ганс, кинув взгляд на чумазого ребенка, пытающегося сползти со ступеньки.
- Сама не знаю, - пожала плечами Амали, принимая запотевшие горшочки со сливками и молоком. – Но точно ненашенская. Ты случайно никого по дороге не встретил?
- Нет, ни одной живой души, - Ганс озадаченно почесал в голове. – Что за чепуха! Откуда, по-твоему, мог взяться маленький ребенок? Не с неба же упал?
- Чего стоим? Ждем, когда господа проснутся, чтобы потом нам точно угорелым бегать? - на пороге появилось еще одно действующее лицо. Высокий накрахмаленный чепец, румяное полное лицо и дородная фигура однозначно указывали на почетный статус поварихи. Женщина шутливо стегнула Амали полотенцем поперек спины.
- А, разлюбезная Берта! – молочник поклонился, растопырив руки в разные стороны. – Как здоровье вашего кухонного величества?
- Вашими молитвами, достопочтимый Ганс! Надеюсь в этот раз сливки гуще? Леди Алель в прошлый раз была недовольна.
- А когда ваша госпожа бывает довольна? Будь я молоком, только при виде ее лица моментально скис бы.
Но тут Берта заметила ребенка и закрыла рот, раздумав ругать молочника, позволившего себе такую непростительную вольность в словах. А ну как кто из слуг донесет хозяйке о непочтительных речах?
Девочка, словно почувствовав в поварихе родную душу, застыла на мгновение, а потом протянула к ней руки.
- А это кто у нас? - доброе сердце женщины не выдержало, и Берта подняла малышку, которая обняла ее и положила голову на круглое плечо.
Графиня Алель, услышав от слуг о найденыше, возмутилась и велела унести ребенка прочь, но вскоре передумала. Ее сын Дак, увидев девочку, вцепился в нее и замер от восторга, а та, счастливо улыбаясь, что-то залопотала на языке, понятном лишь детям. Миледи это понравилось, и она оставила малышку как игрушку для своего младшенького, который досаждал ей и остальным отпрыскам благородного семейства вечным нытьем.
Так в замке появился еще один ребенок, помимо пятерых детей графа Шовеллер - советника короля Эрии.
2. Глава 1
Прошло двенадцать лет. Девочка, которую назвали Свон, росла здоровой и веселой. Оставшиеся все такими же светлыми волосы ни разу не знали ножниц, и Свон плела из них косы, которые укладывались на голове в виде короны. Если случалось гостям замка Шовеллер встретить воспитанницу графа без чепца, они непременно застывали, пораженные красотой подаренных природой волос. Лицо Свон отличалось гладкой кожей, на котором летнее солнце оставляло след в виде редких, но таких милых веснушек. Ярко-голубые глаза с добротой взирали на окружающий мир, хотя с годами они утратили детскую наивность - в них светилась некая житейская мудрость, свойственная лишь тем людям, чье существование не отличается беззаботностью. Свон приходилось много трудиться, но она никогда не унывала, и часто, выполняя свои обязанности, напевала негромким, но приятным слуху голосом.
- Солнечная девочка, - так говорили все, кому посчастливилось познакомиться с найденышем. В число людей, замечающих ее веселый нрав и доброе сердце, не входили дети семьи Шовеллер. Они видели лишь прислугу, которая должна потакать их капризам. Даже то, что граф Шовеллер называл Свон своей воспитанницей, вызывало у них неприязнь и открытую ревность, что делало жизнь сироты непростой.
Толстый Дак не отпускал Свон от себя ни на шаг - подаренная в детстве игрушка всегда должна находиться рядом. Трудно было понять, что он испытывает по отношению к приемышу. Младший из детей Шовеллер частенько вымещал на личной служанке злость, не в силах противостоять старшим братьям-близнецам, но в тоже время бессовестно пользовался ею - Свон без раздумий ввязывалась в драку, когда Маларкей и Канард вовлекали Дака в свои жестокие игры, заканчивающиеся издевательствами над младшим братом.
Старшим братьям было уже по шестнадцать. Они росли кичащимися, задиристыми юношами, с пренебрежением относившимися к людям низшего сословия, а особенно к тем, кто слабее их.