Книга рассказов Марии Солодиловой, уроженки уральской земли, выпускницы Литературного института, автора двух книг прозы, матери девятерых детей – самобытна и жизненна. Эта книга о нашем непростом времени, о современных характерах, о гримасах нынешнего общества и чистом лике Любви. Книга реалистическая и романтическая одновременно.
Рассказы – излюбленный нынче жанр: в неразберихе суеты, в торопливости существования ХХI века большие произведения смещаются к периферии культурной жизни, а рассказ – с его сгущенностью событий, ускоряющими повествование временнЫми скачкАми, неожиданными и невероятными сюжетными поворотами и, наконец, с обозримостью всего текста на протяжении поездки в метро – становится наиболее востребованным жанром. Чем-то сродни триллеру, ужастику? Возможно. Но у Марии Солодиловой – с достоверностью, невыдуманностью, честностью хорошей психологической прозы и без нагнетения того, что называют чернухой и что в самом определении несет привкус пошлости.
Современный человек вырабатывает любовь к комфорту, к «умению жить», приобщается к страсти приобретательства. Уходит в виртуальный мир, где главный – как ему кажется – он сам, его желания, даже прихоти. Становится заложником своего «я», своей выгоды, своего благополучия. Что-то при этом утрачивается. Что именно? И так ли важны эти потери для человека – и для человечества в целом? Вот о чем задумывается Мария Солодилова. Поэтому ее рассказы звучат совсем не камерно. Их мозаика дает масштабный слепок нашего времени с его узнаваемыми бытовыми неурядицами, нравственными конфликтами, повседневными странностями, сквозь которые прорастают гротесковые ситуации (тут вспоминается Гойя с его «Каприччио»), но и – с беспокойным пульсом не парадной, не на вынос и напоказ, а настоящей жизни (и тут на ум приходят Лесков и Шукшин).
Поэзия детского взгляда на мир, истинной любви, человечности, доброты – в противовес
расчетливости, ограниченности, эгоизму. Этот противовес сохраняет сердце человека, его жизнь, его счастье, его продолжение во времени через детей, внуков, правнуков. Об этом – вроде бы незамысловатые «Уральские анекдоты», где здоровенный бык Борька, как привязанный, идёт в баню за своей заболевшей спасительницей. Об этом же – рассказ-легенда «Остров Веры», где героиня ждет и дожидается своего возлюбленного, чтобы вскорости, израненного, похоронить его. Об этом и поэтичная «Театральная сказка», где в центре два образа – матери-одиночки и ее дочки, обретающих трудное семейное счастье.
Сквозь канву современных сюжетов проглядывает тайна Пугачевского клада, до сих пор не найденного, и мелькают детективные страницы; возникают мотивы ювенальной юстиции; художественная ткань многих рассказов сверкает строками Пушкина, Грибоедова, поэтов ХХ века – Тарковского, Липкина, Чичибабина; перед нами возникают образы неустроенной, не от мира сего, путано и трудно живущей творческой интеллигенции – и простых и твердо стоящих на земле дедов и бабок на своей исконной земле. Это две параллельные линии, которые сходятся «в необозримости любви». Этими словами заканчивается книга рассказов. Заканчивается ли? Нет – кажется, продолжает жить в нас.
Места у нас богатые – и лесами, и озерами, и золото тут всегда мыли… Не только, впрочем, золото – камешки попадались разные: аметисты, изумруды… Однажды и серебришко какое-то странное нашли, да не разобравшись, не доглядев – ну его по заграницам продавать. Доглядели – ахнули: так это ж платину за серебро-то продавали! Опомнились, когда прииск-от выработан был… Да так с екатерининских времен ничего и не изменилось: в советские времена, почитай совсем недавно, нашли в щебенке аметисты… Ну, как нашли – доложили начальству. Начальство – ни ухом, а месторождение-то тоже скоро кончилось… Так что под асфальтом у нас аметисты… Может, еще у кого по карманам гремят… Из рабочих-то. Да… Страна богатая и народ богатый… Купец Симонов, золотопромышленник, хотел на свадьбу дочери крышу золотом покрыть, да царь не разрешил: нескромно, говорит, будет… Ну тогда он от дома до церкви ковров настелил… При таких-то богатствах – посудите сами – Пугачеву было что пограбить. И до него, конечно, грабили, и после – народ-то какой – бегло-ссыльно-каторжный… Только говорят все о пугачевском кладе: будто бросил его в озеро Инышко, что с двойным дном… Так до сих пор найти и не могут: и воду отводили, и копали… Все без толку. Может, и нет никакого клада – в каждой области своя легенда, и обязательно о кладе, который невозможно добыть: в Калужской – своя, в Оренбуржской – другая… Что-то не слышно, чтобы кто-нибудь находил…
А может, не так ищут: вон, утопленников-от из Тургояка не всегда находят… Люди говорят, что есть в Тургояке пещера – не пещера, скала такая, куда мертвецов течением заносит – и сидят они там на корточках, сжав зубы; и руки, согнутые в локтях, к плечам прижаты: озеро-то родниковое, на глубине так судорогой скрутит, что не только выплыть – не
распрямиться… Один водолаз будто наткнулся на ту пещеру – а утопленники там давно рыбами объедены – чуть живого вытащили, он потом в уме повредился… Я только знаю, что у нас Лариса Ивановна из проектного семь лет венки бросает в том месте, где муж утонул… В воронку затягивает, и не всплывает нигде венок… Да сейчас-то я не про то хочу рассказать…
…Всем заводом хоронили Сашку Юмашева на дальнем кладбище. Люди от дома шли, и от завода еще присоединились… Тогда еще движение перекрыли… Конечно, когда такой человек сам отравился, включив в закрытом гараже машину газовать… Достала его, значит, наша мафия окончательно… Он гаражи распределял. По очереди. От него самые-то работяги и получали, а не те, кто на заводе – без году неделя…
На поминках Вовка Семенов не задержался: стоило только взглянуть на эти рожи, чтобы понять – кто угробил, тот и хоронит… Говорят, убийца всегда приходит на похороны жертвы, чтоб спокойнее быть… Ну, эти если не сами убили, так довели…
Выпил он, как положено, помянул, посидел для приличия, только уходили они с женой из первых: незачем вдове глаза мозолить, если все равно ничего поправить…
По дороге разговорились еще с Сережкой Светловым да Мишкой Потаповым, неудобно было не пригласить, зашли… Жена разогрела картошки, да жареной рыбы принесла к водке… Разговоры, конечно, все о Сашке пошли – как кому гаражи распределял, да вспомнилось почему-то, как в отделе кадров с его подачи начальнику цеха, Карагодину, на фотографию в пропуске наклеили вырезанную из газеты обезьяну – только через неделю заметили, и это на секретном-то предприятии!
