– –
Если бы между прошлым и будущим не было настоящего, всё плохое было бы уже позади, а впереди было бы только хорошее.
Феликс Кривин. «Я угнал машину времени»
– –
В тот день, восьмой месяца травеня, Илья должен был к тётеньке своей, Любаве Тимофевне, сестрице отцовой, из пяти прочих сестриц средней, отправляться.
Обитала тётенька Любава в селе далёком Осинки, куда идтить, ежели пёхом, два дня.
Но была оказия: на Большой Дороженьке, недалече от села Карачарова, в час определённый попутников до Осинок на телеге особой подбирают подвозчики.
Недавно появились они, но доверие к ним было велико, ибо ни разу ничего плохого не случилось с теми, кого брались подвезти.
Особенно славился дедок один, именем Бермята.
Был он у подвозчиков вроде как за старшего, и попасть к ему на подвоз считалось особой удачей.
Илья к тётеньке ехал не просто так.
Предстояло ему пройти у Любавы Тимофеевны специальное обучение.
Дело в том, что лучше неё никто не знал свойства металлов цветных.
В семье Гущиных все были кузнецы.
Но если батянька Ильюхин, Иван Тимофеевич, в кузне железо робил, орудья для труда, лемехи, топоры, зубила, клещи и много чего ещё, плюс оружье разное: щиты, кольчужную броню, мечи—шеломы, то тётечка Любава – украшения золотые да серебряные, бронзовые и медные изготовлять умела, как никто больше.
Открыться Илье должна была ковка, чеканка, прокатка, гравировка, без которых украшений не бывает; а ещё – тиснение, штамповка, волочение, скань, чернение, нанесенье эмали, наведение золотом и инкрустация металлами.
Илья вышел на Большую Дорогу и стал ждать.
Солнышко припекало.
Кузнечики в траве разговоры разговаривали, Бабочки легкомысленные танцевали от восторга Жизни, а чуть в стороне, на самой большой травинище, сидел Рогатый Жук Скрымтымныр, над поляной местной поставленный Заведовать и Надзирать.
Морда у Жука Скрымтымныра была такая, что Илья сразу понял: настоящий Надзирающий!
Истинный мастер по части сатрапства и мздоимничанья!
И уважительно Жуку рогатому Скрымтымныру поклонился: батяня всегда учил любить любого мастера, ежели мастер настоящий, уважать, какой бы работа мастера этого не была.
Тут и телега показалась.
Дед Бермята ехал неспешно, и песню пел душевную.
Подвозчики – они завсегда душевны песни поют: так и дорога короче, и ехать веселее.
Конь ступал песне в такт, и даже слегка подпевал Бермяте в особо тянучих местах, издавая соразмерное устройству песенному ржание.
Ой, да во пути, да во дороженьке,
Ой, да будьте, люди, осторожненьки:
Вона, там разбойнички балуются,
На проезжих, ой, да охотются.
Ой, да во пути, да во дороженьке,
У лихих людей да востры ножики,
Кистени, дубины тяжёлыя,
Подать-мзду собирать с проезжающих.
Ой, да избави Боги, тех, кого везу,
И меня, смиренного возчика,
Ой, да во пути, да во дороженьке,
От лихих людей, от разбойничков!
Ой, да во пути, да во дороженьке,
Нет хорошего ничегошеньки:
Вам остаться нельзя, и не ехать нельзя,
А мне, возчику, вас не возити нельзя…
Ой, да конь бежит, ой, да земля дрожит.
Ой, да путь далёк, путь далёк лежит.
Ты как выйдешь смолоду на дороженьку,
А домой придёшь – ой, да седой старик!
Илья вышел навстречу подъезжающему Бермяте и поздоровался.
– Путь добрый вам, дедушка. Пусть минуют вас все напасти да беды, пусть улыбнется вам Покровитель всех в Дорогу Дальнюю отправляющихся Бог Удача.
– И тебе здравствуй, отрок. Куды собрался?
– В Осинки. Не возьмёте ли во попутники? Вот мне маменькой и денежка дадена, дабы мог я с вами расплатиться.
– Чего ж не взять хорошего человека? А ты не кузнеца ли Ивана с села Карачарова сын будешь?
– Так и есть.
– С лица вы схожи, да и мощь его во теле ты унаследовал. Зовут как?
– Илья.
– Садись, Илия, в телегу. Только уговор: разговоры со мной не затевай, мне подумать надось, покуда других попутников нету.
– Как скажете, дидо.
Поклонившись низко, Илья узелок в телегу забросил, и сам сел весьма степенно.
Однако, в телеге примостяся, почти сразу заснул.
Снился Ильюхе сон весёлый.
Будто вышел Ильюха один на один с заморским поединщиком в Киеве-граде на главной площади за Землю родную состязаться.
Любое дело.
Илья во сне был как бы уже взрослый.
То есть, сам на бой поединный вышел, и разрешения на то у батяни-мамани испрашивать было не надо.
Да и всё, что видел вкруг себя Ильюха, видел он с высоты роста взрослого, а не метр с шапкой, как оно у мальчишек, в возраст не вошедших, бывает.
Давно известно: ежели какой в странах иноземных силён боец появился, он завсегда норовит со всего Мира бойцов прочих одолеть, дабы подтверждение получить, что сильнее его, значит, в Мире и нету.
Того, что Ильюху на махач вызвал, звали для нашенского уха чудно: Геракля.
Здоровен бугай, и, ежели слушать, о чём люди промеж собой говорят, непобедим доселе никем и нигде.
– Сегодня, – начал обычну бодягу, для привлечения зрителей затеваемую, глашатай, зело болтлив, – вы лицезреть сподобитесь бой великий. Сам Геракля, сын бога Зевса и Алкмены, наследной царицы Микенской, герой непобедимый, к нам прибыв из земель Греческих, пред вами удаль свою великую покажет! Три тысячи боёв! Две тысячи девятьсот девяносто девять чистых побед, одна ничья, да и то – в борьбе на поясах с самим Змеем Горынычем! Кто ж противником ему выставлен ноне? Да! Вопрос справедлив, и я на него ответ дам не медля! Итак, противник Геракли! Это – парень нашенский, местный, с Муромской земли, Илья, в народе за удаль прозванный «Кулак Смерти». Не столь, конечно, славен, как Геракля, но боец серьёзный: сто боёв провёл, ни одного не проиграв доныне!
