Леня Ирвин был большим и мясистым. Мясистым у Лени было все: нос, щеки, бока, ляжки, даже большие квадратные очки, сидящие на мясистом носу, тоже были мясистыми. Одевался Леня весьма своеобразно: брюки, рубашка и шерстяная кофта на пуговицах. В руках таскал до ужаса старомодный портфель из темно-коричневой кожи. Ботинки у Лени имели самый что ни на есть печальный вид, словно их долго вымачивали в воде, а потом сушили на батарее, отчего они, бедные, скукожились, сморщились и вообще умерли. В общем, чудаковатый тип. Обычно такие сразу же становятся объектами насмешек, попадают в изгои. Но Леня не только вписался в наш круг – он стал душой компании, центральной фигурой наших студенческих посиделок. Нет, он не плясал, не травил анекдоты, не пел под гитару, он просто вальяжно возлежал на диване и философствовал, отпуская время от времени шуточки. Он был как музыкальный центр, без которого танцевать можно, но не интересно.
Жил Леня в большой сталинской трешке на Динамо. Папа, Лев Маркович, преподавал в МГУ философию. При этом обладал недюжинным чувством юмора. Если мы вдруг оказывались у Леньки дома и там нас встречал дядя Лео, как мы его называли, добрая пара часов здорового смеха была обеспечена. Вот уж кто умел так рассказывать анекдоты, что все они казались невероятно смешными, просто до колик в животе. А потом пытаешься повторить, и ерунда какая-то несмешная получается. Еще дядя Лео научил нас есть редиску. Процесс был такой: редиска разрезалась на 2 половинки, намазывалась сливочным маслом, солилась и употреблялась с черным хлебом. Поверьте, это очень вкусно. Особенно когда мы прибегали к Леньке после лекций, голодные как волки, а в холодильнике пусто, а там всегда было пусто, редиска шла на ура. Еще Ленька мог предложить репчатый лук с черным хлебом. Это было вполне нормально. Я вообще не понимаю, как при таком питании Леня смог так разъесться. Вот дядя Лео был щуплым и маленьким, а Ленька большим и толстым. Но при этом невероятно похожи друг на друга! Как две капли воды. Дядя Лео имел такой же мясистый нос и такое же выражение глаз под мясистыми очками. Пустовал холодильник, потому что Софья Григорьевна, Ленькина мама, вела богемный образ жизни. Софья Григорьевна была большим эстетом, крутилась в театральных кругах, со всеми водила знакома, не пропускала ни одного значимого культурного события. Кем она работала, и работала ли вообще, никто не знал. Одевалась Софья Григорьевна весьма экстравагантно, в какие-то кантри штучки, чалму на голове, длинные юбки, всяческие бусы ручной работы, неимоверные кожаные ремни и прочее. Курила исключительно сигареты Мальборо, тогда большой дефицит, вставляя их в серебряный мундштук. Волосы красила в призрачный белый цвет. Она постоянно ходила на какие-то курсы, то кулинарные, то кройки и шиться, то еще чего-то, и готовить ей было некогда. Если бы не бабушка с дедушкой, Ленька умер с голода. В общем семья была своеобразная и очень приятная.
У Леньки в запасе имелась масса философских теорий, которые менялись в зависимости от настроения. А настроение у Лени менялось в зависимости от философских теорий. Особенно его интересовали всякие загадочные теории о таинственных находках, пугающих открытиях, геоглифах Наски, таинственных Моаи с острова Пасхи, английский Стоунхендж, перевал Дятлова, Бермудский треугольник и прочие таинственные места планеты. Истории про инопланетян Леня собирал с особой скрупулёзностью. Информации об этом было крайне мало, и где он ее раздобывал, всегда оставалось загадкой. И Леня щедро делился с нами этой информацией. Еще у Лени была золотая голова. Неприлично умная. Он буквально все ловил на лету и обладал, непонятно откуда взявшимися, энциклопедическими знаниями. Не было предмета, который бы вызвал у Лени хоть какие-то сложности. И если на 2 курсе он чуть не вылетел из института, так это вовсе не потому, что предмет оказался не по зубам, а потому что именно в это время, ну надо же было попасть на самую сессию, Леня изучал очередное свидетельство встречи техасского крестьянина с НЛО. Причем НЛО погрузил крестьянина на борт и унес в неведомые космические дали, а потом вернул, после чего крестьянин на песке стал рисовать неизвестные доселе ученым уголки Вселенной, куда и был откомандирован инопланетянами. Леня страшно ему завидовал. Ну почему они выбрали какого-то безграмотного крестьянина, изумлялся Ленька, а не его, ярчайшего представителя цивилизации Землян. До сопромата ли тут! И если Ленка как-то переходил с курса на курс, так это исключительно благодаря своей волшебной голове, которая могла вовремя собраться, сгруппироваться и впихнуть в себя все тома учебников и лекций, пройденные за семестр.
– Эх, Ленька, – говорил ему дядя Лео, – если б не твоя лень, вышел бы из тебя человек! А так – будешь ботинки чистить.
Говорил беззлобно и со смехом. Словно ему было безразлично, будет Ленька блестящим ученым или чистильщиком сапог.
На этот счет у Леньки была теория, которую он называл «Теорией пиратов». Теория была пространная, сплошь пестрящая какими-то неведомыми латинскими терминами, по большей частью Ленькой же изобретенными, с мощной доказательной базой. А смысл теории был прост: вот жили когда-то на белом свете пираты, бороздили просторы Карибского моря, рисковали жизнью, попутно делали открытия, грабили корабли, пили ром, открывали новые земли, в общем, жизнь вели содержательную и увлекательную, а кто мы? А никто. Всего лишь тени этих пиратов, бесславные и бессодержательные. И смысла рыпаться нет никакого. Все равно проживем без толку, потому что времена великих открытий канули в Лету, и все, что нам остается, это есть, пить, детей растить. Дядя Лео только смеялся и хлопал Леньку по мясистой спине.
Со стороны девчонок безусловным лидером нашей компании была Янка Барченко. У Яны папа работал директором крупного московского завода, и Яна не знала отказа ни в чем, ни в заграничных шмотках, ни в кавалерах. К тому же была весьма недурна собой – стройная блондинка с большими голубыми глазами, – неглупа и довольно ядовита. Она постоянно кого-то подкалывала, высмеивала, причем обидно и гадко. Почему-то все это ей прощалось. Возможно, потому что при всем при этом она обладала необыкновенной щедростью. Мы все ходили в ее заграничных шмотках, которые она выдавала нам без всякого сожаления, не потому что их было много, а потому что не было жалко. Например, идешь ты на свидание и тут же звонишь Янке:
– Ян, а не дашь мне твой джинсовый костюмчик, который тебе отец из Франции привез?
