Ребята со всего пляжа столпились вокруг Миры — каждому хотелось поглядеть, как она будет есть осьминога. Его поймал Толик в прибойной полосе под камнем, и понеслось: визги девчонок, хохот парней, брызги. Все смотрели видео кореянки, как она раскрывает ярко-красные губы и белоснежными зубами хватает тянучее щупальце, хрумкает им, словно огурцом. И теперь на Миру сыпались «полезные» советы:
— С головы начинай, чтобы сразу весь в рот поместился!
— Ты жуй главное, жуй хорошо, а то он присосками внутри горла вцепится и задушит.
— Ой, задушит!
Если Мира струсит, все подвиги насмарку. Вчера выкрасила в фиолетовый волосы, вдоль лица пустила синюю прядку. Нарисовала громадные стрелки у глаз, жирные розовые полосы на веках. Стянула у тёти платье от Ульяны Сергиенко — из полупрозрачного чёрного шёлка, с короткой гипюровой юбкой. Тётка из Америки привезла, работала там, прежде чем перебраться на Сахалин.
Вся дискотека твердила вслед: «Зачёт!» Блогерша Анжела с начала пансионатской смены поглядывала на Миру брезгливо, обзывала «кринжулькой», а тут зафрендилась, прыгала вокруг, трогала то волосы, то платье — и снимала, снимала. Гуляли с девчонками до утра.
Но теперь Мира в зелёненьком закрытом купальнике и без макияжа снова рискует превратиться из всеобщего краша в «кринжульку». Если не сделает то, о чём с пренебрежением кинула десять минут назад: «Да запросто!»
Если не съест осьминога.
Он сидел на ладони, серый, в жёлтых пестринках, и робко пытался переползти вниз. От него пахло морем: свежестью и ламинарией. Мира встряхнула руку, собрав нежные щупальца в горсть. Выпуклые глаза животного двигались независимо друг от друга, в каждом горизонтальном зрачке отражались рожицы — смеющиеся, испуганные, хитрые.
Ну, струсит «девчонка без тормозов»?
Мира знала, что может всё. Сесть в ракету и лететь к Луне? Да пожалуйста. На медведя с дедом Сашей ходила. Правда, медведя не встретили и стреляли по мишеням, но сам факт!
Анжела коснулась осьминога кончиком алого ногтя — и отдёрнула руку:
— Холодный, скользкий! Брр, крипота.
Мира зажмурилась… и запихнула моллюска в рот. Даже вкусно: чем-то похоже на спелую хурму, только солёно. Жгутики щупалец гладкие, упругие.
Смирный до того осьминог вдруг весь закопошился, принялся вырываться, лезть обратно. Мира чувствовала, что её сейчас стошнит, и не могла жевать. На языке шевелилось, щёки распирало изнутри, присоски больно хватались за нёбо, за губы — не вздохнуть!
Зачем только согласилась на это…
Истошные крики били по ушам, но разом смолкли. Чья-то широкая рука обхватила затылок, и сильные пальцы выдрали изо рта липучую тварь.
Мира закашлялась, подавляя рвотные позывы. Когда утёрла слёзы, заметила, что все взгляды обращены к морю.
Виктор Сергеевич стоял по пояс в волнах, даже деловой костюм не пожалел. Он склонился к воде, бережно отпустил жёлтого осьминожку, потом прошёл с отрешённым лицом мимо ребят и уселся на большом валуне. Не сказал ничего, не ругался, только уставился вдаль, словно пытаясь разглядеть в дымке чужие берега.
С его пиджака, песочного в клетку, скатывались круглые капли, не впитываясь в ткань — водоотталкивающая. Почему Виктор Сергеевич не раздевается на пляже и купается прямо в одежде, никто из ребят не знал, зато каждый строил гипотезы. Анжела говорила, что это ультрановая модель гидрокостюма, а Даха шептала, будто под рубашкой шрамы во всю спину.
Новый инструктор был красавчиком. Уложенные под гель серебристые волосы не трогал ветерок, строгое лицо с высоким лбом и крепкими скулами никогда не меняло выражения. Только глаза с длинным разрезом посматривали иронично, словно Виктор Сергеевич всё про тебя знал подчистую, даже мысли. Руки очень необычные: ни единой морщинки, гладкие, как у ребёнка.
Мира, поёживаясь, пристроилась рядом.
— Вы… Вы Николаю Павловичу не говорите, а? Ну я ведь осознаю всё: что поставила под угрозу свою жизнь, а вам отвечать. Что смена сегодня кончается, а тут ЧП могло случиться. Но я не буду больше, правда! Не скажете?
Виктор Сергеевич сверкнул глазами. Не поймёшь: то ли смеётся над непутёвой девчонкой, то ли в ярости.
— Скажу. Нельзя скрывать правду. Учитель должен знать, чего ожидать от тебя.
— Не надо! — Мира сомкнула ладони, потрясла умоляюще. — Он мне зачёт по брасу не поставит, а у меня тётя знаете, какая вредная? Отошлёт обратно в Москву, и гуляй среди асфальта всё лето. Там же нет моря, и дельфинов нет. Ну пожалуйста, Виктор Сергеевич…
— Дельфины?
— Да, — с жаром отозвалась Мира. — У дельфина в два раза больше извилин, чем у человека. И словарный запас под восемь тысяч звуковых сигналов! Я поступлю в МГУ на биологический и стану кетологом, буду изучать дельфиний язык. Представляете, как это было бы здорово, общаться с ними?
— Общаться? — Инструктор задумался. — Возможно, я помогу. Потом.
Мира с изумлением уставилась на Виктора Сергеевича. Учёный, гидробиолог, как тётя — вдруг действительно поможет?
Он появился позавчера. «Инклюзивная» группа купалась в стороне от основной, из двух нянечек одна водила под локотки воспитанников. Те гримасничали, делали навязчивые движения: Ваня каждую секунду наклонялся вбок, Лера махал выпрямленной рукой. Солнце, простор волновали ребят.
Белобрысый парнишка лет двенадцати ходил вдоль берега и гонял бабочек-жемчужниц. Полосатые, словно тигры, те гроздьями садились на пучки сухих водорослей, а парень их вспугивал и с восторгом следил за пёстрым фейерверком. Несмотря на жару, чудак не расстёгивал синий джемпер.
Вторая нянечка, заливаясь смехом, болтала с Николаем Павловичем. Никто не обращал внимания на Свету, которая сидела по пояс в тёплой водичке, ловила набегающие волны и всё сильнее раскачивалась. Она вращала головой, словно пытаясь взглядом объять всё разом: блики на танцующей поверхности, яркий небосвод с белыми клоками ваты, бескрайнее море, горы, облитые нежной травкой, как будто их укутали в бархат.
Света ловила щекочущие струйки, каждый сантиметр её кожи передавал совершенно особенные впечатления. Глаза закрылись, покачивания стали ещё более размашистыми.
Нянечки не заметили, как девушка отключилась. Упала на спину, тихонько ушла под воду, только что сидела — и нету. Все всполошились, когда на берег вышел незнакомец в клетчатом костюме. На руках он легко нёс бесчувственную Свету, положил её на песок. Тут уж подоспел Николай Павлович, принялся реанимировать.
Виктор Сергеевич был приезжим, сказал, что изучает животных. Он подолгу сидел на берегу, наблюдая за купающимися, слушал байки Николая Павловича. Когда инструктору понадобилось в магазин, он без опаски оставил группу на нового друга. Тот оказался крайне строгим: парней, которые не слушали свистка и не выходили вовремя из воды, сам вытаскивал.
