О любви мы знаем немного. Любовь – это груша. Она сладкая и имеет определенную форму. Но попробуйте дать определение формы груши!
Огонь выхватывал из темноты силуэт спящего на брошенной возле костра попоне ведьмака. Плотва, очередная Плотва, которую ведьмак купил взамен задранной накерами, тихонько всхрапывала в темноте, еще не зная, какой путь ей уготовила судьба.
«Бедное ты создание. Мало того, что кличка у тебя дурацкая, так она даже не твоя, и одним звездам известно, сколько времени ты будешь ее носить», – бард не спал, глядя в огонь и вольготно развалившись на своем одеяле. Ночи стояли теплые, звездные, и Юлиан, наблюдая за танцем светлячков в ночи, волей не волей настраивался на мечтательный лад, погружаясь в свои воспоминания и выглядывая загадочные силуэты, что танцевали в огне.
Так складывалось, что силуэты в основном были женские. Геральт, узнай он об этом, непременно бы сказал, что это потому, что вся жизнь Юлиана полнится прекрасными дамами. Нет, конечно, он бы сказал не так. Буркнул бы что-то вроде «Все мысли у тебя о бабах, потому что ты шалопай и блядун», а потом еще с час молчал бы, сидя с хмурой физиономией и нарушая душевный покой барда. Но, даже если бы это случилось так, Лютик бы не обиделся. Он уже достаточное количество времени путешествовал с ведьмаком и понял, что за его молчаливой, совершенно не поэтичной, а местами – откровенно поганой натурой скрывается настоящий Человек. Именно так, с большой буквы, что бы там сам Геральт об этом не думал, в конце-концов, ему, музыканту и поэту, было куда видней, что из себя представляла человеческая душа.
И все же, силуэты были женскими, а значит – задавали тон ностальгии, в которую бард погружался все больше, одновременно с этим проваливаясь в такой теплый и уютный сон, что уже было и не различить, где заканчивался реальный мир и где начинались воспоминания.
***
Говорят, что самая первая любовь, она – самая запоминающаяся. Юлиан был бы готов подтверждать это словами десяток раз, но сам бы никогда не признался, что имя своей первой возлюбленной, как и ее лицо, забыл напрочь. Но то, что он отлично помнил, заставляло его сердце сладко ныть в той самой трепетной неге, на какую он был способен молодым, неопытным юнцом.
Она пахла как свежескошенная трава и яблоки, а по вечерам еще немножко солено-железным потом. Да, она была всего лишь дочерью простого кмета, что жил и работал во владениях барона де Леттенхофа, его отца. И их любовь, вспыхнувшая, как стог сухой соломы от случайной искры с факела, прогорела так же быстро, оставив в душе молодого дворянина пепел, обиду и воспоминания. О, как эти воспоминания травили ему душу, возвращаясь глубокими ночами, прокрадываясь в его разум в виде будоражащих кровь запахов и миража прикосновений. Отец, наблюдая за осунувшимся, побледневшим, раздражительным сыном, быстро все понял и так же быстро нашел причину. То немногое, за что Лютик был до сих пор благодарен своему отцу, – семья бывшей возлюбленной спокойно, с подачи и при помощи барона, переехала в соседнюю деревню, подальше от детинца, и, по аккуратно донесенным слухам, девушка быстро вышла замуж.
