— Ты знаешь, что у Маратика новая девочка?
— Слышала. Вот только надолго ли? Он их меняет как перчатки.
— Ну, может и остепенится в этом году. Хотя-я-я…
— Держи карман шире! Ему-то зачем себя связывать постоянными отношениями, когда девки на него гроздьями вешаются?
— Ну да. Он такой.
— Ой, смотри, идет, идет… Красивый, зараза! Хоть бы раз посмотрел на меня! Маратик, приве-е-ет!
Отрываюсь от доклада, который буду представлять на паре, и смотрю на входящего в аудиторию сводного брата.
Сказать, что Марат красавчик — это значит промолчать. Черноволосый, кожа отливает бронзовым загаром, миндалевидной формы глаза всегда слегка прищурены, и в них плещется море простодушного веселья. Спортивный, прекрасно сложенный и доброжелательный, можно даже сказать, любвеобильный ко всем, кого видит — вот таков человек, с которым я делю трехкомнатную квартиру. Сегодня Марат как всегда улыбчив: улыбка эта обнажает ровные белые зубы, открывает взору бесконечно милые ямочки, и в целом делает его еще более привлекательным.
Тяжело вздыхаю.
Было бы глупостью думать, что я не слышала диалога, который велся за моей спиной. Я часто слышу подобные, много раз меня даже просили передать Марату любовные послания. Но в конце концов все просьбы сошли на нет, когда я наотрез отказалась это делать, пригрозив, что перестану давать свои конспекты для списывания. Все на курсе знают: лишись они моих знаний, их зачетки будут украшены сплошными «парами».
Марат легко кивает девчонкам, которые строят ему глазки, быстро проносится между рядами и усаживается рядом, закидывая руку позади меня на спинку скамьи. Он приятно пахнет сигаретами и мускусом, и я невольно задерживаю дыхание, прилагая все силы, чтобы не смотреть на него.
— Как дела, Садо? — спрашивает он, дергая меня за длинную косу.
Вообще-то мое настоящее имя Венера Садомазова, но как вы сами понимаете, однокурсники частенько цепляются именно к фамилии, которая со временем превратилась в это короткое издевательское прозвище.
Признаться, оно совсем мне не подходит. Я — образец скромности, чистоплотности и невинности. А еще очень умная и ношу очки. Из-за этого в универе за мной закрепился образ зубрилки и заучки. А затем приклеилось и нелепое прозвище — словно в насмешку.
Сдерживаю тяжелый вздох и поворачиваюсь к брату, окидывая его презрительным взглядом:
— Нормально. Отстань, Марат. Не видишь, я занята?
На самом деле мне хочется облизать его с ног до головы. Встать перед ним на колени, боготворя его красоту. Признаться в чувствах, которые захватывают меня, когда я смотрю в эти карие глаза. Сказать, что люблю, что хочу быть с ним...
Но если бы у меня был шанс, что он хотя бы краем глаза посмотрит на меня, как на девушку… Тогда, клянусь, три сотни порно-роликов, просмотренных мной ранее, сослужили бы мне добрую службу. И я исполнила бы все свои грязные фантазии, которые день за днем наполняют мою бедную головушку, когда смотрю на Марата.
— Да просто так, — улыбка Марата становится еще шире. — Какие планы на Новый год?
— А что? — усилием воли держу на лице «покерфейс», а мое непослушное влюбленное сердце замирает в грудной клетке, а затем начинает трепетать. Неужели Марат решил, что проведет праздник не в каком-нибудь ночном клубе, как делает всегда, а дома, со мной?
— Да просто, Маринка решила прийти, думал, может, ты куда-нибудь соберешься? — Марат смущенно трет нос, а мое сраженное наповал сердце падает куда-то в желудок.
— Что за Маринка? — спрашиваю как можно более равнодушно, надеясь, что мой голос не звучит подобно жалкому писку.
— Ну та, которая…
— Брюнетка, что ли?
— Да нет, рыжая.
— Не помню, — утыкаюсь носом в доклад, украдкой смаргивая подступившие к глазам слезы.
— Ну, такая, с большой грудью!
Вздыхаю, и убедившись, что слез на глазах больше нет, откладываю тетрадь в сторону:
— Можешь мне поверить, — цежу язвительно, — я на ее размер груди обратила бы внимание в последнюю очередь. И, да, потом я дома буду, никуда не собираюсь.
Марат пожимает плечами и отодвигается. А я смотрю в одну точку, стараясь успокоиться. В груди печет, мне больно. Но я ничем не выдаю своих чувств. В конце концов, что до того, что Марат не видит во мне девушку? Гораздо больнее, что он не видит во мне человека. Но это мы уже проходили, с этим сталкивались.
Так что — не привыкать.
Сижу за компьютером, делаю презентацию. Мне хочется блеснуть знаниями перед профессором, ну и забить голову мыслями о делах, выгнав из них образ Марата. Я устала думать о нем и мучить себя догадками, с кем он проводит сегодняшний вечер.
Не выдерживаю и роняю голову, бьюсь лбом о стол. Это невыносимо. В новогоднюю ночь загадаю желание разлюбить его. Потому что это чувство не приносит мне ничего, кроме боли.
Слышу хлопок входной двери и резко поднимаю голову, усилием воли возвращая на лицо равнодушное выражение. О, легок на помине. И судя по смеху, раздающемуся из коридора, Марат не один. Морщусь от отвращения. Сколько раз ему говорила — не води своих одноразовых девок домой! Но нет же! Никак не хочет слушать.
— А мы одни? — доносится до слуха щебет. Как только легкие нотки достигают моих ушей, прижимаю руку к груди.
Больно. Мне больно.
— Да, птичка, хотел тебе сказать… — начинает Марат.
Закатываю глаза, и подражая девичьему щебету, пищу, открывая дверь своей комнаты:
— Нет, птичка, не одни! Поэтому умерь свои искусственные стоны, когда он будет тебя трахать!
Девушка вспыхивает свекольным румянцем, а Марат, наоборот, бледнеет от ярости. Я почти наслаждаюсь тем огнем, каким загораются его карие глаза, когда он шипит:
— Обязательно показывать свой сучий характер?
— Ну ты же постоянно показываешь свой член! — язвительно парирую я. — Чем богаты, тем и рады!
Да, я заучка, но вредная и злопамятная. Не могу держать язык за зубами, когда внутри пылает пожар. В такие моменты мне необходимо выплеснуть все на оппонента, иначе я отравлюсь собственным ядом.
Марат тяжело вздыхает и поворачивается к девушке:
— Лен, проходи в мою комнату, не стесняйся.
Та быстро проскальзывает мимо него, а я приподнимаю бровь:
— Лена?
— Не твое дело, — огрызается он. — И закрой дверь!
— Закрой ширинку свою хоть на день! — презрительно морщусь, и все-таки не сдерживаясь хлопаю дверью.
***
«Милый, скажи, как ты хочешь?» — сидящая на постели сисястая блондинка раздвигает ноги, хватает руками груди с крупными розовыми сосками, сжимает их, мнет и стонет. Сдвигает их вместе, юркий язычок проходится по пухлым губкам, а затем блондинка плюет на сиськи, пальцами размазывая по ним слюну.
Внизу живота у меня сладко поджимается, когда неведомый камере человек хватает ее за роскошную копну волос и придвигает к своему стоящему члену. Блондинка вновь облизывается, краем язычка задевая головку — раздается приглушенный стон.
