Для начала (разгона) две цитаты.
1) Что сказать мне о жизни? Что оказалась длинной.
2)…в книге много прекраснейших мыслей и планов.
Авторы в представлении не нуждаются.
В данном контексте у меня возникает желание в первой цитате заменить «жизнь» «книгой», а во второй – «книгу» «жизнью». Так мне почему-то уютней. Теперь два предупреждения. Первое – в соответствии с законодательством – почти стандартное: обязательно попадутся страницы без матерной брани. Встречающееся на переплетах российских изданий выражение «содержит матерную брань» меня всегда несколько смущало и озадачивало отсутствием позитива. Второе: местами упоминаются кондитерские, табачные, алкогольные и наркотические изделия наряду со случаями их беспринципно-волюнтаристского потребления. ВНИМАНИЕ! Не пытайтесь проделывать то же самое без присмотра опытных профессионалов. Имеются противопоказания. Проконсультируйтесь со специалистом. Берегите себя, возлюбленные мои.
И благодарность.
Лет 10 тому назад я попросил Валентину Александровну Малявину (актрису такую блистательную, если кто не помнит)>1 сказать – писать она уже не могла из-за стопроцентной потери зрения – на камеру мобильного телефона несколько слов по поводу моих сочинений, чтобы предварить ими (словами) какую-то публикацию. Запись сохранилась. Приведу из нее – не сочтите за нескромность – одну, по сей день вдохновляющую меня фразу: «Я удивлена ему была до крайности, потому что воспринимала его как молодого человека довольно фривольной действительности: он позволял себе что хотел; и как в это время написать такое, чтобы душа у меня заговорила?» Впрочем, это уже другая история – хотя «других» историй не бывает. ВашСаша Зайцев
когда безумный персонаж
во всей красе своей исчерпан
непроизвольно карандаш
изобразил лицо как череп
повернутый ко мне анфас
и мысль запутанная рвется
дремотой и не видно глаз
прикрытых веками от солнца
его душа еще полна
(узнать бы чем) и точку рано
здесь ставить нежная струна
запела в воздухе: nirvana
с бумагой дружит карандаш
штрих то длиннее то короче
и на рисунках не мираж
а мой товарищ между прочим
вот он кому-то говорит
что дел иметь со мной не хочет
как с автором его интриг
и неоправданных пророчеств
но вынужден их мне простить
черновики мои помогут
ему с порочного пути
свернуть на верную дорогу
у нас ни цели общей нет
ни идеалов что отрадно
и если истина в вине
помянем веничку в парадном
метафизической слезой
на всё готовой комсомолки
и я возьмусь за образ твой
без предоплаты кривотолки
оставим в прошлом ты в долгу
как персонаж не пред искусством
передо мной я не могу
ловить когда в кармане пусто
зигзаг удачи у меня
при свете дня в глазах двоится
в ушах бубенчики звенят
и веня ерофеев снится
с авоськой в электричке пусть
он будет рыцарем печали
и может быть укажет путь
до берегов иных причалить
в порту неаполя нет средств
но с поцелуем тети клавы
немудрено в своем дворе
как в средиземном море плавать
похмелье это ерунда
и не такие передряги
случались лишь бы карандаш
скользил как прежде по бумаге
Это было давно. Мы еще не толпились в ОВИРе.
И на КПСС не надвигался пиздец.
Юз Алешковский
народ и партия едины
едины на прилавке вина
архитектура мавзолей
литература бармалей
кащей бессмертные идеи
мороз и солнце не потеют
в тумане моря голубом
уперся энгельс в маркса лбом
и бродит призрак по европе
с серпом и молотом на жопе
когда не в шутку занемог
он лучше выдумать не мог
не приведи господь приснится
опять знакомые все лица
мелькают со страниц газет
и направляясь в туалет
оцените вы пользу прессы
как проявление прогресса
на пользу повседневных нужд
идиотизм увы не чужд
совковой нравственной природе
встречал и я людей навроде
подвижников как муравей
замаскированный злодей
приюта стрекозе не давший
растленный тип морально павший
из-за таких как он и мы
не знаем радостей зимы
скончались лебедь рак и щука
но боже мой какие суки
забастовали и ура
не дали уголь на-гора
восставши против мнений света
карету мне вопит карету
шахтер в горячечном бреду
имея мерседес в виду
спокойно тихо без истерик
в россию можно только верить
покуда дышит имярек
среди лесов полей и рек
другой такой страны не зная
она одна невыездная
стоит народ и день и ночь
не отходя ни шагу прочь
в овир как много в этом звуке
за визой протянули руки
еврей и русский и таджик
и даже друг степей калмык
попав сюда по воле рока
желает вылететь в марокко
друзья прекрасен наш союз
где галич алешковский юз
синявский даниэль блистали
где жили-были ленин сталин
и огнь московских новостей
глаголом жег сердца людей
и вот из искры разгорелась
различная по формам зрелость
не исключая половой
при мне красавица не пой
ты песен спички не игрушка
0,7 в портфеле где же кружка
и дай вам бог другими быть
как мной любимой если бы
они смогли хотя б отчасти
вписать о свойствах бурной страсти
в альбом ваш белый восемь строк
когда нет денег на метро
рай в шалаше лишь трюк из басен
а мир прозрачен и прекрасен
летят за днями в бездну дни
история скучна взгляни
кто терем занял я краснею
и ель сквозь иней зеленеет
и речка подо льдом вода
в крещенской проруби видна
кому дано предугадать
как слово наше отзовется
нисходит с неба благодать
а нам сочувствие дается
наполняю шнапсом покус
и гуляя по тверской
есть такой хороший фокус
расставания с тоской
пью из чистого истока
удаляясь от границ
неизбывного потока
непридуманных страниц
В хронологическом порядке
не размещал бы я стишки, —
вчерась, мол-де, пошел на блядки,
сегодня выпустил кишки
партнеру из-за разногласий
финансовых, а завтра мне
в эфире «Эха» кризис власти
еще ругать: бардак в стране
моей родной… Но если время
и место творчества важны,
мы их под опусами всеми
проставить все-таки должны.
Да ради Бога – что сегодня? —
Четверг, девятое, ноябрь
двух тыщ семнадцатого года
от Рождества – вот так хотя б.
Написано собственноручно
в Басманном ОВД Москвы,
где, может быть, томились вы…
Или служили, мой читатель?
10.10.2017 от Р. Х. Москва
«Что же, в детстве так всегда…»
Что же, в детстве так всегда —
ничего не слишком? —
вижу: падает звезда
с неба мне на книжку.
Тут из книжки выпал текст,
из меня – сознание,
я упал. И это есть
недопонимание.
А когда я все пойму
и закрою книжку,
станет стыдно самому
за того мальчишку.
В предчувствии дурного знака,
как суеверный жалкий трус,
не вняв совету Пастернака,
завел архив я и трясусь
над рукописью. Знаменитым
быть некрасиво – ну и что? —
зато все двери мне открыты,
швейцар всегда подаст пальто, —
так думал в небесах повеса,
летя из Лондона в Мадрид
через Париж из интереса
к корриде. Что и говорить,
бессмысленно, как шарик ртути,
катаешься туда-сюда,
но можно ли до самой сути
дойти во всем? – да никогда,
хотя… припомнив письма другу
из Марциала, соглашусь:
в них суть так явственно мерцала,
