Ты вспомни, изменщик коварный,
Как я доверялась тебе!
Народная песня
Спать хотелось ужасно, но Лера решила дождаться мужа. Она только что увидела его в новостях: корреспондент рассказывал о премьере оперы в Большом театре, недавно открывшемся после реконструкции, и на заднем плане среди публики Лера заметила Юрку. Вот это да! На оперу пошел, надо же – и ни слова не сказал. А ведь он терпеть ее не может.
Услышав вопрос Леры, муж вдруг вспыхнул:
– А что тебя так удивляет? Почему я не могу пойти в театр?
– Но ты же…
– Что – я же?
– Почему ты меня не взял? Я бы с удовольствием…
– Тебя?
Лера похолодела – муж смотрел на нее чуть ли не с ненавистью. Он рванул галстук с шеи и отшвырнул:
– Да ты посмотри на себя! В кого ты превратилась? С тобой же стыдно в люди выйти!
– Юр, что ты говоришь такое?
Лера взялась за горло – вдруг стало трудно дышать. Она уже давно не была той хрупкой малышкой, которая когда-то так понравилась Юрке, – к сорока годам сильно поправилась и никак не могла сбросить вес. Да и не такая уж она и толстая, всего-то семьдесят килограмм! Ну хорошо, семьдесят пять. Конечно, для ее роста – метр шестьдесят – это много, но Лера ничего не могла с этим поделать, как ни старалась. Ела очень мало, но никак не худела. И Юра все это прекрасно знал.
– Что ты на меня уставилась? Ты в зеркало посмотри. Просто жаба какая-то!
Но Лера смотрела на мужа: высокий, стройный, красивый, он выглядел гораздо моложе своих сорока пяти. И сам хорош, и костюм у него просто шикарный. Лера представила себя: маленькая, толстенькая, ноги буквой «икс», на голове невразумительные лохмы. Конечно, он прав. Ей хотелось плакать, но она улыбнулась и сказала:
– Ну ладно, расскажи хоть, как оно было. Тебе понравилось?
– Да не буду я ничего рассказывать. Что ты пристала? Я устал. И жрать хочу!
– Что ты орешь? Сейчас подам.
Он никогда не поправлялся. Все сгорало, как в печке. И Лера испытывала неимоверные страдания, готовя бесконечные котлеты, рулеты, запеканки и солянки. Сама она питалась обезжиренными йогуртами и салатными листиками. У нее засосало под ложечкой: последний раз Лера ела в шесть, а сейчас было почти двенадцать. Но подать она ничего не успела, потому что в дверях появился их сын. Он мрачно посмотрел на родителей:
– Развлекаетесь? Может быть, папочка, ты перестанешь скандалить и просто скажешь, в чем дело? Учти, я все знаю!
Федор уже полгода жил отдельно, на их старой квартире, но Лера никак не могла к этому привыкнуть и страшно скучала. Длинный, странно постриженный, с дурацкой серьгой в ухе и татуировкой на предплечье – господи, когда ж он вырос? Ведь совсем недавно на руках носила!
Федя прошел на кухню и сел рядом с матерью. Лера мгновенно успокоилась и прислонилась к плечу сына, с некоторым изумлением наблюдая происходящие с мужем метаморфозы: только что пылавший от негодования, он вдруг побледнел, окаменел и чуть ли не уменьшился в росте.
– А в чем дело? – спросила она, переводя взгляд с мужа на сына. – Юр? Федь?
Юра открыл было рот, но махнул рукой и опустил голову.
– Что, не хватает смелости признаться? – зло усмехнулся сын. – Тогда я скажу.
– Да что случилось-то?
– Дело в том, мама, что он завел себе девушку.
– Девушку? Какую девушку? – Лера все еще не понимала.
– Мама! Любовницу!
– Любовницу?
Так вот в чем дело! И почему она раньше не догадалась? Ведь Юрка давно ее шпыняет, придирается без конца: то не так, это не эдак! Ну да, почти сорок пять мужику. Бес в ребро.
– И кто она? Это с ней ты в театре был? Юра?
Но ответил опять Федор:
– Моя ровесница, представляешь?
– Блондинка?
– Да нет, брюнетка. Такая красотка, ноги от ушей! Мам, ну не надо…
Лера закрыла лицо руками, плечи ее тряслись. Юра сморщился и отвернулся. Но когда Лера подняла голову, оказалось, что она смеется.
– Мам, ты что?
– Да смешно же! Федь, ты только представь: голова, уши, а потом сразу ноги. Монстр какой-то.
Федя, не выдержав, тоже засмеялся, а Юра вдруг ожил и, опять страшно покраснев, заорал:
– Придурки!
И вылетел из квартиры, хлопнув дверью. Стало очень тихо. Лера разглядывала свои руки – короткие пальцы, никакого маникюра. А у той девицы наверняка и руки ухоженные, и кожа атласная, и волосы струящиеся, как в рекламе шампуня. И ноги от ушей.
– Мам, ты только не плачь. Зря я сказал, да?
– Ничего, все нормально. А ты чего приехал-то?
– У меня вся еда кончилась.
– Бедный. Сейчас я тебя покормлю. Суп будешь? У меня фасолевый.
Федя тоже все время ел, так что Лера по-прежнему готовила на двоих мужиков, причем у каждого были свои любимые и ненавистные продукты, и Лера изощрялась изо всех сил, пытаясь угодить обоим. Федя обожал картошку во всех видах и не выносил брокколи, а муж мог есть борщ или харчо даже на завтрак, но любил разнообразие. Поэтому Лера делала много разных заправок для бульона и замораживала их впрок, чтобы потом быстренько изобрести совершенно новый суп. Еще хорошо, что сын сам приезжал за едой, и Лера старалась не думать, как Федор разъезжает по Москве на своем невероятном мотоцикле.
Лера разогрела суп, а картофельная запеканка была еще теплая. Достала сметану, запеченное мясо, маринованные огурчики, которые он так любил. Федя наворачивал суп, поглядывая на мать, а Лера рассеянно смотрела на сына: надо же, какая у него затейливая прическа! Волосы у Федора были темные, густые, шевелюра богатая – как у нее самой. Федя выбрил себе полосками виски и затылок, но волос все равно осталось еще много: когда он развязывал смешной хвост на макушке, волосы спадали двумя волнами, закрывая выбритые виски. Вырос мальчик. Можно гордиться: умный, самостоятельный. И красивый. Как отец.
– Федь, а откуда ты знаешь про девушку? – внезапно спросила она, и Федор вздохнул: теперь он страшно жалел, что вылез с разоблачениями, но уж больно взбесило его отцовское хамство.
– Да случайно получилось. Мы недавно тусовались вместе в одном клубе, она подруге хвасталась, а я рядом сидел.
– А может, это и не он вовсе?
– Он! И зовут Юра, и фирма та же. Я специально выспросил – приврал, что хочу поехать в круиз. Она так распелась, словно фирма ее собственная.
– Может, она там и работает?
– Нет.
– И что, у них с Юрой все так серьезно?
– Замуж собралась. Ей подруга говорит: «Будешь семью разбивать?», а она: «Легко! Он у меня из рук ест».
Федя вспомнил, как красотка выразительно похлопала ладонью по бедру, обтянутому плотной джинсовой тканью: «Я ему только свистну: к ноге! Тут же прибежит и хвостиком завиляет». Но матери он не стал это рассказывать.
