То ли он потерял хватку, то ли постарел, а может, просто утратил интерес к делу, которым занимался всю сознательную жизнь, или устал быть холодным и беспристрастным, но объект ему вдруг начал нравиться. Он понимал, что так нельзя. Что это непрофессионально. Что если об этом узнают его клиенты, он сразу потеряет заказ, а следом и репутацию. Но ничего не мог с собой поделать. Эта девочка ему нравилась. Очень!
Он наблюдал за ней по шестнадцать часов в день. Остальное время она закрывалась от него плотными шторами. Она ложилась спать в своей спальне – угловая комната в двадцать пять квадратных метров на втором этаже. План дома у него имелся. И в доме самом он побывал. Все осмотрел и запомнил. Даже запах ее духов и пудры для тела.
Просыпалась она рано. Всегда в одно и то же время – около восьми. Сначала ползли в разные стороны плотные шторы на широком окне. Потом застилалась громадная кровать, в которой она была вынуждена спать одна. Затем она шла бродить по дому. Зачем? Он пока не понял.
Она медленно шла по комнатам – заспанная, непричесанная, с недовольным угрюмым выражением лица, которое он находил очень привлекательным. На ходу трогала мебель, зевала, что-то рассматривала на улице через окна комнат, сквозь которые проходила. Потом шла в кухню.
Кухня ему не очень нравилась. Сначала она не понравилась ему на плане. После, когда уже был в доме, она не понравилась ему особенно. Первый этаж, стен почти нет. В том смысле, что негде было укрыться, случись перестрелка. Одни окна! В крохотных простенках едва разместился кухонный гарнитур с варочной панелью. В центре огромный стол. Неуютный и неудобный, на его взгляд. Вокруг стола дюжина стульев. На какой ни сядь, ты отличная мишень. Потому что сидишь спиной либо к окну, либо к двери. Нет, кухня – дерьмо. Кухня – не укрытие.
А вот она почему-то любила тут бывать. Часами там сидела! То с чашкой кофе замрет у окна. То за стол сядет и будто окаменеет. Не понимала, что она как на ладони? Не догадывалась, что за ней могут следить? Что ее могут снять одним выстрелом даже непрофессионалы?
Или…
Или догадывалась, а может, и знала, и нарочно мозолила глаза возможным наблюдателям? И словно дразнила их: вот она я, смотрите, смотрите, пока глаза не лопнут. Все равно ничего не увидите и не поймете. Все равно не разгадаете меня!
Эта мысль его возбуждала. Ему очень хотелось думать, что эта хрупкая девчонка не глупая курица, оставшаяся в одиночестве сидеть в гнезде на золотых яйцах, а такая вот – умненькая, расчетливая и даже очень коварная. И она обведет вокруг пальца всех, всех, всех, включая его! Она обманет и полицию, и партнеров своего покойного мужа, и родного брата своего покойного мужа. Всех поимеет это милое, славное создание. И никто никогда не догадается, что она стоит за зверским убийством своего мужа. Никто никогда!
Но…
Но это так ему хотелось думать о ней. Пока его мечтательные мысли не находили никакого подтверждения. Пока она выглядела именно курицей. В такую и стрелять-то было западло. Такую можно было убрать голыми руками. Просто сдавить ее хрупкую нежную шейку и…
Точно! Так он и сделает. Если поступит приказ устранить объект, он убьет ее именно так. Он не станет в нее стрелять.
На улице заметно стемнело. Надо было надевать прибор ночного видения, чтобы видеть все, что происходило в ее дворе и в неосвещенных комнатах дома, где никогда не зашторивались окна. Он потянулся с хрустом, сидеть без движения на одном месте в его возрасте стало тяжеловато. Потом вытянул левую руку, не глядя, нашарил прибор на низком столике, который был придвинут почти вплотную к высокому стулу, с которого он вел наблюдение. Нацепил прибор, заученно протерев стекла мягкой фланелевой тряпочкой, снова потянулся, зевнул и… тут же едва не вывихнул челюсть.
– Что за черт! Что за падла? – выпалил он громким шепотом и осторожно подвигал нижнюю челюсть пальцами. – Что за…
Кто-то, кроме него! Кто-то еще наблюдал за девчонкой! Кто-то ходил под окнами первого этажа. И не просто ходил, а крался! И в намерения этой сволочи не входило просто подсмотреть за красивой телкой, нет! Он подсматривал за ней со значением. Он прятался в тени деревьев, подсматривал и…
И черт знает, что этот наблюдатель вытворит в следующее мгновение! Он может сейчас вытащить из-за ремня своих штанов ствол и разрядить всю обойму в ее милую прелестную головку, которая склонилась в этот момент над книгой все в той же отвратительной кухне все за тем же отвратительным столом.
А ему-то что в настоящий момент делать, что? Звонить заказчикам и докладывать о стороннем наблюдателе? Какой он тогда, к чертям, профессионал, если станет звонить по каждому пустяку? Он просто слышал недовольство в глухом хриплом голосе, когда тот ему ответит:
– Я что, должен думать за тебя? Платить тебе и за тебя же и думать? Это твой объект, ты за него отвечаешь…
Он, конечно, мог бы возразить заказчику. И сказать, что его дело – наблюдать! Наблюдать, изучать привычки, составлять жизненное расписание объекта, чтобы, когда наступит момент, устранить без промаха и без единого следа. И что где-то за ее забором сейчас должна находиться тачка с людьми уже другого заказчика, которые водят девчонку по городу. И тачка эта там должна находиться круглосуточно. И…
А кстати! Чего это парни расслабились? Чего пропустили за калитку какого-то чела и даже не сделали попытки его остановить? Пропустили? Проспали? Напились? Или это один из них решил полюбоваться на красивую полуголую девчонку?
Вот уроды, а! Их дело наблюдать за ней в городе! В магазинах, кафе, ресторанах, клубах! Последние, правда, она сейчас не посещала, носила траур по супругу, которого схоронила всего полтора месяца назад. Но все равно! Их дело вести ее по городу. В городе ему делать нечего. Он не должен светить свой интерес. О нем вообще никому ничего не известно. Тут он хозяин! Он смотрит на нее в ее доме! Он! Он рассматривает ее голые ноги, когда она в коротких шортах. Он любуется ее грудью, бедрами, когда на ней только нижнее белье и ничего больше.
Какого же хрена?!
Он вдруг так разозлился, что чуть не сорвался с места и не побежал в сад, где за стволом каштана стоял неизвестный. Вот честно, готов был нарушить все правила своего контракта и снять наблюдателя.
Остановило нежелание избавляться от трупа. Во-первых, он никогда этим не занимался и понятия не имел, где можно спрятать тело в городе. Во-вторых, ему за это не платили. А он ничего не делал сверх контракта. Никогда! Ну, и потом это могли быть люди другого заказчика, которым надоело сидеть в машине, и они вышли отлить, а заодно и поторчать под окнами. Понаблюдать за полуголой девицей, тем и развлечься.
