1. 1
– Если честно, то мне просто жить не хочется, – глотая слёзы, сказала Надюша. – Вот так бы легла, закрыла глаза и лежала бы, пока не умру.
Мы стояли с ней у стола на нашей крохотной кухне плечом к плечу. Я тёрла сыр, она – резала кубиками вареную колбасу для Оливье. На плите варилась картошка, а в духовке запекались куриные окорочка, источая чесночный аромат.
У Ирки, третьей нашей соседки, с кем мы делим съёмную двушку, сегодня день рождения. Сама она, закрывшись в ванной, кропотливо трудилась над своим мэйк-апом, ну а мы, как две золушки, то есть как хорошие подруги, готовили стол.
– Как ты думаешь, это больно – порезать вены? – Надя опасно взмахнула ножом, на лезвии которого налип маленький розовый кусочек колбасы.
– Ну вот что ты такое говоришь? Какие ещё вены?! Да наплюй ты на него! Этот Королёв и слёз твоих не стоит, а уж тем более жизни, – пыталась я утешить подругу. – Он же просто самовлюблённый, наглый мажор, а ты – умница, красавица. Ты другого себе запросто найдёшь. Кого-нибудь нормального…
– Я толстая, и мне не нужен другой, – всхлипнула Надюша. – Я Кирилла люблю. Он такой красивый...
– Ты не толстая, не придумывай.
И это правда. Не толстая она. Ну, если сильно придираться, её можно назвать слегка упитанной. Самую малость. И это даже мило. Ей идёт эта округлая мягкость.
Но Надюша упорно твердит, что она толстая, изводит себя беспощадными диетами, после которых срывается и ест всё подряд до следующего порыва «срочно похудеть».
– Угу, как же, – всхлипнула она, но хотя бы ножом перестала размахивать.
– И потом, несчастная любовь – это ещё не повод убиваться. Вон посмотри на Ирку. У неё тоже никак не складывается с Антоном. Ну а я… ты и сама знаешь. Костя на меня даже не смотрит, – вздохнула я. – И ничего, живём же как-то…
И это тоже правда. Мне нравится Костя Нестеров, нравится давно, со второго курса, но он меня даже не замечает.
Я, конечно, так отчаянно не схожу по нему с ума, как Надюша по Кириллу Королёву, но порой такая тоска накатывает, так хочется, чтобы он хотя бы обратил на меня внимание…
Ирке повезло чуть больше – она во всяком случае со своим Антоном общается. Вот только почему-то у неё никак не получается вывести его из френдзоны – все её двусмысленные намёки он упорно не понимает и воспринимает её исключительно как друга.
Однако Ирка надежду не теряет. Вот и на сегодняшний вечер у неё большие планы. А если у неё ничего с Антоном не выйдет, долго горевать она не станет – переключится на другого.
Да даже если и выйдет – тоже потом переключится. Такой уж она человек. За три года, что мы вместе живём, Ирка раз десять влюблялась «навсегда».
– Нет… – мотнула головой Надюша. – Не сравнивай. И у тебя, и у Ирки всё равно есть хоть какая-то надежда. Антон же придёт к ней сегодня… А Костя твой… он, может, на тебя и смотрел бы, да ты же сама себя так поставила.
– Как – так?
– Ну ты вся такая правильная. Ну и… ходишь вечно с таким видом, что на кривой козе не подъедешь. Для парней это сложно… и скучно.
Скучно? Я хотела оскорбиться и поспорить, но тут Надя выронила нож, закрыла лицо ладонями и горько разревелась.
Растерявшись, я на секунду замешкалась, но затем приобняла её за плечи:
– Ну чего ты, Надюша? Не расстраивайся… Тебе, знаешь что? Тебе отвлечься нужно!
Она мотнула головой и, не отнимая рук от лица, произнесла между всхлипами:
– Ты не знаешь, что я натворила! Я… я… всё испоганила. Я теперь… я даже на глаза Кириллу показаться не смогу…
– Да что такого ты могла сделать-то? – не понимала я.
– Я просто дура! Беспросветная дура… – рыдала она.
– Так расскажи. Может, всё не так и страшно.
Она замотала головой, но через несколько секунд вдруг выдала:
– Всё просто ужасно… Я… я переспала с Кириллом.
– Что? – я аж задохнулась от этой убийственной новости. – Как? Когда?
– Позавчера. На дискотеке.
2. 2
Позавчера в нашем универе праздновали Хэллоуин, как и последние лет десять. Или пятнадцать? В общем, с тех пор, как этот парад нечисти вошёл в моду.
Я захватила только самое начало – послушала пару песенок местной студенческой рок-группы, косящей под «Секс пистолс».
Королёв на вечере тоже присутствовал. Точнее, блистал, выпендрёжник. На спор вскочил на сцену как раз в тот момент, когда ведущая объявила сольный номер и не кого-нибудь, а Геннадия Викторовича Стрекалова.
Это наш завкафедрой истории и философии, доцент и, между прочим, мой научный руководитель. Я, несчастная, у этого изверга диплом пишу по социал-дарвинизму.
Нет, как препод Геннадий Викторович ещё куда ни шло, во всяком случае на лекциях у него не спят. Умный, гад, и рассказывает порой интересно, ну, когда не называет нас жертвами селекции или бессмысленно мычащим стадом.
Но его желчность – ещё полбеды. А настоящая беда – это сдавать ему зачёт или экзамен. Вот уж где он проявляет сволочизм своей натуры и тягу к психологическому садизму во всей красе.
Причём подмаслить его невозможно – Стрекалов не берёт ни деньгами, ни коньяком, ни натурой. На женские прелести не реагирует. Точнее, реагирует, но совсем не так, как хозяйкам прелестей хотелось бы. С мужскими прелестями – то же самое, кое-кто, по слухам, пробовал.
Из курса в курс все студенты его люто ненавидят. Серьёзно, все, без исключения, и за глаза называют не иначе как Стрекозёл. Но в глаза, конечно, или заискивают, или стараются просто не отсвечивать лишний раз.
Единственная его слабость – бардовские песни. Очень любит он петь и сам себе подыгрывать на гитаре. И на всех подобных мероприятиях Стрекалов обязательно исполняет что-нибудь из Визбора, Митяева или Высоцкого.
Получается у него не слишком виртуозно, может, даже кое-где фальшиво, но так душевно. Видно прямо, что человек это дело очень любит и старается. И все мы его таланту, конечно, поём оды, лицемеры.
И вот Геннадий Викторович уже поклонился залу, устроился поудобнее, тронул струны… и тут взлетела эта звезда – Королёв. Прямо как чёрт из табакерки.
Да он и выглядел как чёрт. В узких чёрных джинсах с дранными коленями, в кожаной куртке нараспашку, под курткой болталась растянутая майка. Чёрные волосы всклокочены а-ля Сид Вишес*. И выражение лица такое же – «плевать я хотел на вас и ваше мнение» и одновременно горящее каким-то безумным азартом.
И в зале сразу заулюлюкали, засвистели на все лады, завизжали. Тогда как Стрекалова приветствовали гораздо спокойнее, и тот явно оскорбился.
– Он укуренный или пьяный? – спросила меня Ирка на ухо. – Или совсем безбашенный? Стрекозёл же ему потом эту выходку никогда не простит.
Королёв ослепил всех белозубой улыбкой и тоже отвесил поклон, но театрально, явно ради стёба.
– Король, давай, отожги! – закричали из зала.
