ТРАНЗИТ САЙГОН-АЛМАТЫ
«Вот джунгли расступились перед нами,
А в небе показался вертолёт.
Мы знали – эта чёрная машина
Несёт на нас морской пехоты взвод…
Восток! Восток! Я «Гранит-четыре», вызываю огонь на себя!
Ответите за Кубу, Гренаду и Анголу, а я вам отвечу за Вьетнам!»
(песня «Восток! Восток!» группы «Жантик-бэнд»,
слова Жантемира Баймухамедова (с) Алматы 2011)
Все события, описанные в данном романе являются плодом либо творческой фантазии, либо художественного преломления и не претендуют на достоверность.
Иллюстрации Андреа Рокка
С О Д Е Р Ж А Н И Е
Пролог …………………………………………………………………. 2
Часть I. Революция …………………………………………………… 4
Часть II. Война ………………………..………………………………. 44
Часть III. Вёсны и осени ……………………………………………… 90
Эпилог ………………………………………………………………… 129
ПРОЛОГ
В нашей жизни встречаются люди, которые становятся нашими спутниками навсегда, потому что о них сложно забыть. После встречи с вьетнамцем Туаном, я понял, что знакомства с такими людьми, с которыми судьба порой сводит нас снова и снова на разных отрезках нашего пути и на разных витках развития общества, обладают неким глубоким символическим значением, приближающим нас к постижению неуловимой сути. Помимо дружбы, симпатии или привязанности, вызываемой в нас такими людьми, с течением времени всё более чётким становится осознание философской ценности таких встреч – ведь у каждого из таких, особенных людей своя, неповторимая история, бросающая свет на тот или иной, доселе скрытый, аспект бытия.
Этой весной я наведался в Алматы, чтобы повидаться с братом. Повод был очень радостным – вняв уговорам семьи, к которым я нередко добавлял свои веские, порой непечатные аргументы, он, наконец, решил закодироваться от хронического алкоголизма. Более того, буквально в течение нескольких месяцев после этого он завершил работу над magnum opus всей своей творческой биографии – симфонией «Радость жизни», над которой работал без малого четверть века. В тот мой приезд работа его была в самом разгаре. С утра я ездил по городу, занимался своими делами, встречал старых друзей. По вечерам мы прогуливались с моим братом, Булатом, по его району. Обычно мы выходили из «Дома композиторов», переходили аллею, старательно перепрыгивая через мутные озёрца талой воды, и выходили на площадь Кунаева, где под раскидистыми елями собиралась тусовка, таких же «шалов», пенсионеров, как и мы сами.
В тот памятный вечер, когда мы подходили к насиженной скамеечке, там уже наблюдались новые лица. Такие же седые коренастые «агашки», как обычно, в одинаковых чёрных кепках, делились новостями, обсуждали погоду, рассказывали друг другу анекдоты и от души хохотали. Булат представил их мне: Маке, «мой коллега по литературному цеху» из дома Союза писателей напротив, Серый, «ветеран конторы, в которой бывших не бывает», и, наконец, «Туан Иваныч – наш земляк из дальних краёв». Последним персонажем оказался пожилой, очень смуглый мужчина, чьи глаза с мелькнувшим в них характерным задорным огоньком показались мне до боли знакомыми.
–
А Вы не в Плешке учились? – осторожно поинтересовался я.
–
Да-да, Малик – это я, – широко улыбнувшись ответил Туан. – Не забыл ещё Стромынку?
Как же мне забыть? На меня нахлынули воспоминания о субботнем вечере в Москве шестидесятых, когда мы, молодые студенты отчаянно выплясывали входивший в моду твист в танцзале общежития МГУ на Стромынке. Я был безумно, по уши, влюблён в однокурсницу Ядвигу из Кракова, и как раз в тот вечер, набравшись храбрости я, наконец, решился пригласить её на медленный танец. Это были головокружительные пять минут. Она так плавно двигалась, прижимаясь ко мне, что я был на седьмом небе от восторга. Ситуация начала стремительно портиться, когда я вышел покурить в перерыве между танцами. Казимир из Лодзи вышел на крыльцо сразу вслед за мной, и весьма агрессивно потребовал, чтобы я прошёл с ним во двор «для выяснения отношений по-мужски». Я согласился, и мы прошли с ним в длинный двор в форме буквы П между корпусами общежития. Каково же было моё удивление, когда я обнаружил, что в этом же тёмном дворе обреталось ещё шестеро поляков из разных ВУЗов Москвы, явно разгорячённых парами распитого здесь же «Агдама». Они все обступили меня и наперебой зачастили что-то на польском, обильно пересыпая свою речь нецензурными выражениями. Мат у них похож на русский, так что я понял, по крайней мере, то, что все они крайне недовольны мной. Если Казимир был против моих авансов в сторону Ядвиги чисто из ревности, то эти шестеро явно были вообще против любых отношений между своей соотечественницей и советским парнем любой национальности. Тадеуш в запале, даже разбил об асфальт пустую бутылку из-под «Агдама» и начал пошатываясь приближаться ко мне, выставив перед собой короткую «розочку».
–
В чём у вас тут дело, ребята? – раздался знакомый голос с едва различимым мягким акцентом, и я немедленно почувствовал определённое облегчение.
Это Туан, мой сосед по комнате, заметил моё затянувшееся отсутствие, и вышел искать меня во двор, позвав на подмогу моего земляка Ерлана и Гришу, самбиста из Харькова.
–
Всё должно быть по честному, хлопцы – авторитетно заявил Гриша полякам, и они вынуждены были согласиться.
Студенты образовали круг, в который, скинув пиджаки и засучив рукава, вышли мы с Казимиром. Тот начал прыгать вокруг меня, пытаясь изобразить танец бабочки а-ля Мухаммед Али, под одобрительный ропот земляков, я же старался ни на минуту не упускать из вида его руки, сохраняя защитную стойку и постоянно поворачиваясь корпусом так, чтоб оставаться с ним лицом к лицу. Когда он всё-таки бросился в атаку, сделал он это чисто по-дилетантски, начав с правой и открывшись, пытаясь свалить меня ударом в челюсть. Здесь его и ждал мой коронный апперкот. Я уложил его одним ударом в подбородок – это был мой фирменный апперкот, благодаря которому с детства мой авторитет на «Майкудуке», в моём родном районе, всегда только рос и укреплялся.
После того вечера, Туан, с которым мы прожили бок о бок почти четыре года, бесследно исчез из моей жизни.
–
Так какими судьбами ты здесь оказался? – спросил его я.
–
А я здесь, дорогой, уже ровно пятьдесят лет живу.
–
Пятьдесят? – я посчитал в уме и понял, что ровно столько прошло после событий на Стромынке. – Так стало быть…
–
А ты разве забыл, что именно ты мне порекомендовал этот город?
–
Кажется, припоминаю, – сказал я. – Ты ведь за несколько дней до той вечеринки спрашивал меня, куда б тебе было лучше переехать, если бы ты остался в Союзе.
–
Точно, – кивнул он. – Как видишь, я к тебе прислушался.
–
Ни за что бы не подумал тогда, что ты говоришь всерьёз, – ответил я. – Ты же так мечтал снова уехать на Родину, повидать своих родителей.