#трэш #боровин #яздоров #люблюредакторов #вдохновение
Дорогой читатель.
Если ты любишь сесть в удобное кресло, заварить кофеек с маршмэллоу, закутаться в теплый плед и почитать у камина что-нибудь доброе, волшебное, то эта книга как раз
НЕ ДЛЯ ТЕБЯ!
Это ужасная книга! Скорее выбрось ее, сожги ридер, уезжай из дома, там все заражено! Забудь ее! Обратись к врачу, пусть он вылечит твои мозги! Срочно записывайся на лоботомию!
Трэшачок – это дичайший трэш. Бабки, орущие матом, оживающие сопли, отец, смеющийся над горем сына, тупые подростки, пьяные мужики, пьющие мочу, и прочие отбросы. Лучше об этом не знать. Я бы и сам сжег эту книгу, но мне не дает покоя та старуха, которая ползает по потолку и всю ночь кричит, что я должен про нее написать.
ДА ЗАТКНИСЬ ТЫ УЖЕ! Я НАПИСАЛ!
Этой книги не касалась рука редактора, поэтому он не сможет вырезать это: блядь! Уверен, если бы я обратился к редактору, он бы придушил меня поздно ночью, лишь бы ЭТО никогда не появилось на полках книжных интернет-магазинов. Но у книги обязательно будет корректор, чтобы глаза редкого читателя не сильно кровоточили. Тем не менее, чтобы показать свою твердость и независимость, я поставлю вот такую идиотскую запятую, и никто ее отсюда не уберет.
,
Если я вам скажу, какие произведения вдохновили меня на написание этого, вы примерно поймете, что будет дальше. Ирвин Уэлш «Гремучие змеи», «Сборная солянка», Чак Паланик «Призраки» и Меньшенин Евгений «Уборщица» и «Бабия».
Давайте-ка я немного погадаю на гуще. Многие люди скажут, что я ебнутый. Сразу хочу отсечь всякие там недосказания и психологические анализы: я действительно ебнутый. Так что можете сосредоточиться на сюжете книги, а не на моем психическом здоровье. С ним полный бардак. Но я стараюсь. Стараюсь не кидаться на людей, а оставлять это героям на бумаге. Но вы все равно будьте аккуратнее, близко к книге не наклоняйтесь, мало ли, вдруг оно до вас дотянется.
Я не придумываю рассказы. Записываю то, что мне показывают. Получается, я просто первый их читатель. Потом пересказываю вам. Если вам не понравится сюжет – вопросы к автору. Я даже не знаю, кто он. Он как-то транслирует мне прямо в мозг. А если понравится, то… То, в общем, можете меня похвалить. Я передам куда нужно. Писать на [email protected] с пометкой «тому ебанутому Боровину».
С уважением к тебе, мой дорогой читатель.
Надеюсь, ты от меня не сбежишь.
Олег Боровин, 12.11.2019
Место для испорченных яиц
Эля читала книгу. Колеса поезда отстукивали ритм сонного зевания и заполнения пожелтевших сканвордов. За окном заснеженные степи Севера затянула темнота. Поезд около получаса назад совершил остановку, и многие пассажиры вагона номер шесть вышли, остались трое, не считая проводника.
Эля была одна в купе. Она ехала к отцу практически на край света. Он перебрался на Север, когда она училась во втором классе. С тех пор прошло пять лет.
Она смотрела в книгу, но буквы превратились для нее в ничего не значащие закорючки.
Мысли были о Саше.
Вчера он наконец-то предложил проводить ее после уроков. Эля так обрадовалась, что чуть не задохнулась от счастья. Она давно сходила с ума по Саше. Сколько было написано любовных посланий, которые хранились в ее ящике под горой запасных тетрадей, чтобы не нашла мама. Эля так и не решилась отправить хотя бы одно из них. Сколько было потрачено времени на просмотр фотографий класса. На физиономии Саши уже давно должна была появиться дырка. Сколько было истрачено листов бумаги на гадания по именам и датам рождения. Сколько было проведено телефонных конференций с подругой на тему «Почему он не подходит ко мне? Неужели я ему не нравлюсь?»
Сколько лет Эля посматривала на Сашу на уроках и мечтала о том, как они будут держаться за руки. Да и сейчас, уткнувшись в книгу, она продолжала мечтать, но о другом, потому что они уже держались за руки. Эля пробегала глазами по одному и тому же абзацу, не замечая, что история зациклилась.
Саша пригласил ее сходить в кино на каникулах. Отец подарил ему сертификат на 10 сеансов. Эля с удовольствием согласилась.
– Как только вернусь от отца, – сказала она Саше. – Я еду к нему на новогодние каникулы. Они с мамой развелись, и мне приходится жить с ней, хотя с отцом мне намного интереснее.
– Ты едешь с мамой?
– Нет. Одна. Мама и папа не могут находиться в одном месте одновременно. Иначе мир взорвется, как говорит отец.
– И тебе не страшно ехать одной так далеко?
– Нет. В поезде есть проводники и милиция. Всегда можно кого-нибудь из них позвать.
Но ей было страшно.
Проводница – пухлая женщина, которой подходило прозвище «канистра», отдыхала после того, как опустошила две бутылки с одним из пассажиров. Они пили водку, запершись в ее купе. Тридцать минут назад она каким-то чудом умудрилась высадить пассажиров на большой станции, а после вернулась к своим делам.
Сейчас она храпела, лежа на скамье. А собутыльник исподлобья посматривал на ее юбку.
Он ехал на Север с целью схорониться. Билета он не имел, поскольку путешествовал инкогнито. Правда, слово «путешествовал» не в полной мере отражало его желание попасть на край света. Он бежал. На Земле (как называли жители Севера остальной мир) он кинул своих подельников и теперь не мог вернуться назад. Его искали серьезные люди.
Его называли Худой, и на Севере его ждал друг детства. Друг обещал прикрытие за умеренную плату. Деньги у Худого имелись. Они и были причиной, по которой его разыскивали.
Худой был похож на сухую ветку репейника. Казалось, его можно использовать как реквизит для постановки «Последние дни блокадного Ленинграда». Его диета называлась «Обеды в лучших тюрьмах страны». Миллионы женщин бы отдали последние деньги за его семинары, если бы Худой проводил такие.
Худой навис над проводницей, которой заплатил за безбилетный проезд, повернул поясную сумку набок, чтобы она не мешала, снял штаны, приподнял юбку спящей и спустил ее колготки. Он попытался вставить ей свой хрен, но проводница испортила воздух. Худой зажал нос рукой.
– Черт, старая, – сказал он, – похоже, ты протухла. Тебя пора выбрасывать.
Она махнула рукой и попала ему по лицу. В ответ он ударил ее кулаком по голове.
– Эй, ты чо-о-о? – пробормотала она во сне.
– Ничо-о-о, – ответил он и плюнул на ее униформу.
Худой натянул штаны. Ему очень хотелось кому-нибудь всунуть свой прибор и скинуть возникшее напряжение. Он снимал его регулярно. А тут, в поезде, он оказался в капсуле высокого напряжения. Он ехал уже пять суток и понятия не имел, сколько еще продлится его путь.
Он побрел по коридору вагона, открывая одну дверь за другой, и заглядывал в каждое купе.
Пусто.
Пусто.
Пусто.
