На перроне, затерявшейся меж березовых колков, маленькой станции Дубравы, сплошь затянутой снежными барханами, было немноголюдно. Вернее сказать, пассажирский поезд, который, кстати, уже опаздывал на пять минут, ожидал только я. В это время года здесь всегда так бывает, если конечно не учитывать предпраздничные дни, да студенческие каникулы. Тогда вагоны единственного местного поезда, регулярно курсирующего маршрутом, пересекающим два главных параллельных направления, бывают переполненными. Но сегодня будничный день, а посему, мне предстояло, что уже, однажды, года три тому назад бывало, единолично занимать собой весь вагон. Меня это вполне устраивало: за три часа с лихвою доберу то, что недоспал ночью.
Мой вагон остановился там, где я и предполагал, но проводник выглянул из соседнего вагона, и жестом пригласил поспешить на посадку к нему.
– Наверно в моем вагоне совсем пусто? – предположил я, поздоровавшись, с довольно молодым, румяным проводником, взявшимся усиленно протирать слегка подернутые снежной пылью поручни, как будто ему предстояло принять целую толпу пассажиров.
– У вас там есть попутчик, какой-то угрюмый интеллигент, – доложил проводник, и добавил, – зато в этом, двое слишком разговорчивые. Если хотите, можете тут ехать.
– Спасибо, пойду к себе, подремлю немного, – отозвался я и направился к своему месту. В тамбуре с другого конца вагона дым висел коромыслом, как часто говорят некурящие люди. Двое подвыпивших мужчин, по возрасту, отец и сын, очень эмоционально обменивались мнениями о достоинствах российского футбола. Завидев меня, старший приложил палец к губам, будто бы обращаясь к молодому человеку с предложением переждать пока этот, то есть я, пройдет мимо. Младший демонстративно повторил этот жест, и, жеманно поклонившись мне, произнес наигранно вежливо, – здра-ассть. Я как мне показалось, сдержанно отозвался, – добрый день, – протискиваясь в свой вагон, как видно оставив на себе изрядную порцию запаха табачного дыма, что сразу же определил мой незнакомый пока еще, попутчик.
– Здравствуйте, – приветствовал я мужчину лет пятидесяти пяти, подходя к четвертому по счету купе плацкартного вагона, где он сидел лицом ко мне, уткнувшись в книгу. – Не будете возражать, если я к вам присоединюсь? – неожиданно для самого себя, спросил я, и слегка сдвинул рюкзак по спине влево, намекая, на то, что готов разместиться на противоположной лавке.
– Не буду, если даже вы захотите занять мое место – тут их еще штук сорок, наверное, и все свободны, – сказал, благодушно улыбаясь, мужчина, и отложил книжку в сторонку, раскрытой, кверху переплетом.
«Книгочей», отметил я, правильно с книгой обходится – страницы не заламывает. Что то, его, все-таки, немного беспокоит, – показалось мне, – как будто принюхивается, что ли.
– Берусь угадать – вы не курящий, да? – сказал я.
– Это просто… – сигарет на столике нет.
– Могут быть под подушкой, например. Так многие тактичные курильщики делают, при некурящих попутчиках, или, вовсе в карманах одежды оставляют. Нет…, я заметил, что вам не особо приятен запах, который я принес: там, в тамбуре, два веселых джентльмена дымят в две трубы, а сам я не курю. Так пустите, на постой?
– Ну…, теперь-то, я о вас «все знаю», по всем параметрам подходите в попутчики. Михаил, – представился он, и подал полностью раскрытую в ладони руку.
– Будем знакомы, – ответил я, и назвался, – Александр.
– Будем, – отозвался он, и добавил, – правда, я немного слукавил – поспешив преждевременно заявить, что все о вас знаю. А вот, например, будите ли вы со мной коньяк пить?
– Можно и коньяк, но тогда уж, давайте, для почина, слегка по нарастающей кривой приложимся, вина домашнего, смородинового, – предложил я в ответ.
– Домашнего вина не пробовал, только вишневую настойку пил…
– Михаил, вишневая настойка, она же крепкая, на водке приготовленная. А вино вишневое…, его можно произвести из ягоды, натуральное; в результате брожения запросто содержание спирта догнать до четырнадцати – пятнадцати процентов, только сахару добавляй, постепенно. Да при этом следи, чтобы в уксус не превратилось, при избытке дрожжей или дефиците сахара и неограниченном поступлении воздуха. Конечно, формально вино получают только из винограда. А, после брожения вишни, яблок, груш, смородины, и других фруктов и ягод, выходит сидр. Но эти напитки, правильно приготовленные, дадут фору многим винам, особенно заурядных сортов. Да ну, что болтать-то, лучше много раз попробовать, чем семь раз понюхать, – вовремя соскочил я с любимого конька, обременять терпеливых собеседников рассказами о прелестях виноделия на бытовом уровне. – Пробуем? – спросил я, и, не дожидаясь ответа, извлек из плотно набитого рюкзака бутылку смородинового полусладкого вина, сверток жаркого из зайчатины и пару сушеных окуньков.
– А я успею проспаться? – довольно улыбнувшись, спросил Михаил, и присовокупил к предложенному мною угощению, коньяк и пакетик с кедровыми орешками. – Мне через пять часов выходить.
– Конечно, успеете, мне три часа ехать; возможно, спать не придется, хотя собирался, – нарочито невпопад успокоил собеседника я, и разлил вино по стаканам. Кисло сладкий игривый аромат изрядно переспелой черной смородины, разбавленный легким, едва ощутимым, запахом винных дрожжей, ударил в нос.
– На запах, кажется, что напиток и правда недурен.
– Ну, так…, заяц трепать языком не любит; за знакомство, – поднял я свой походный стакан. – Кстати, это заяц – красное вино к мясу, – придвинул я ближе к Михаилу, сверток с закуской.
– У…, У…, – простонал Михаил, пригубив из казенного стакана. – Откровенно говоря, думал, что вы легонько приукрашиваете, оказалось – нет; действительно хорошее вино. Что-то напоминает, не могу понять, что?
– Изабеллу, – поделился я знанием, приобретенным только вчера во время вечерней усиленной дегустации продукции, произведенной из урожая прошлого годы моим старинным товарищем Сергеем Мостовым. – Товарищ мой сделал прошлой осенью, а зайку мы с ним третьего дня подстрелили, – не без гордости сообщил я.
– Похоже на Изабеллу, но я по части вина не большой знаток, – ответил Михаил и после этого допил вино из стакана. Он поднял со стола книгу, и, заложив между строк бумажную салфетку, аккуратно захлопнул.
– Что читаете? – полюбопытствовал я.
– Астафьева. «Прокляты и убиты», часть вторая «Плацдарм».
– И как вам? – спросил я, порадовавшись тому, что встретил читателя, носителя свежих впечатлений о достоинствах данной книги.
