Тревожные происшествия в Дэйле
Tho' much is taken, much abides; and tho'
We are not now that strength
Which in old days moved earth and heaven,
That which we are, we are.
AlfredTennyson
Лизель знала, что асари живут гораздо дольше людей: мать объяснила ей это еще в детстве. Связав свою жизнь с человеком, будь то любовник или просто друг, любая асари обречена наблюдать, как ее избранник стареет, и читать в его глазах зависть к ее неувядающей красоте. Это требует большого мужества – или большого равнодушия. Именно от равнодушия девушку больше всего предостерегала мать.
По правде говоря, матери у Лизель было две; и одна из них – чистокровная асари. Не такая уж редкость в большом мире, но здесь, в периферийном городке, такая семья была в диковинку. Лизель всегда чувствовала, что она «не как все».
Ее вторая мать была самым обычным человеком. Дочери передались некоторые ее черты: прямой нос, острые скулы, властный взгляд, – но они сглаживались более мягкими и женственными чертами матери-асари. В результате Лизель получилась красавицей. Она довольно рано это поняла.
Вообще говоря, матерью девочка привыкла называть именно ту женщину, которая действительно ее родила. Другую она чаще называла просто по имени – Джейн. Но любила их одинаково.
С годами Лизель наблюдала, как вокруг глаз Джейн появляются морщинки, а черные волосы мало-помалу седеют на висках. Глядя на старые снимки, где счастливая молодая женщина держит свою новорожденную дочку на руках, она не могла не поражаться произошедшим переменам. Между тем ее «истинная» мать, Тейя, не изменилась совершенно, и с каждым годом эта пропасть становилась все шире. Это было логично – и в то же время абсурдно.
Были времена, когда Лизель кидалась Джейн на шею со слезами, обнимала ее, умоляла, даже запрещала стареть. Женщина успокаивала ее как могла, объясняя, что это совсем не важно, а важно лишь то, что происходит здесь и сейчас. «Вообще-то, я умру не так уж скоро, – говорила она строго. – Я еще успею тебе надоесть. А теперь – иди и делай уроки».
Постепенно Лизель свыклась с мыслью, что ей, как и всем, суждено будет терять своих близких. И все же это никак не подготовило ее к тому, что произошло.
* * *
Полиция нашла тело через два дня после исчезновения Руперта. Его бросили у обочины междугородней трассы, словно ненужную вещь. Карманы были вывернуты наизнанку, все хоть сколько-нибудь ценное пропало. В груди – две раны, горло перерезано. Сама Лизель не видела этих ужасов: когда ее пригласили на опознание, тело было укрыто по самый подбородок, так что на обозрении оставалось только бледное, с обострившимися чертами, лицо.
В Дейле отродясь не слыхивали о подобной жестокости. Да, наверное, в мире еще оставались места, где убивали за деньги, но здесь, в их родном городе? Немыслимо! Когда майор Пресли, шеф полиции Дейла, давал интервью местным телеканалам, он был мрачен как грозовая туча.
«Кем бы ни был преступник, он предстанет перед правосудием, – пообещал Пресли. – Это либо самый низкий и подлый человек из всех, кого мне доводилось встречать, либо сумасшедший. В любом случае он должен понести наказание. Мы скорбим вместе с родными и близкими Руперта и не остановимся, пока не найдем его убийцу».
Родители парня, совсем недавно отпраздновавшего свой семнадцатый день рождения, пребывали в шоке. Лизель с друзьями навещала их после происшествия, но толком не знала, о чем говорить. Встречи проходили по большей части в тягостном молчании: и отец, и мать смотрели куда-то в сторону невидящим взглядом, иногда держась за руки, а иногда, наоборот, отсаживаясь друг от друга как можно дальше, и изредка спохватывались, чтобы предложить чаю, извиниться за негостеприимность или поговорить о погоде. Если в беседе хоть что-то напоминало о Руперте: учеба, прогулки по реке или спортивные игры, – мать заходилась слезами и уходила наверх. Все старались помочь как могли; хотя чем тут поможешь?
Большинство жителей Дейла ожидали, что убийцу найдут очень быстро: город был маленьким, а технологии полицейских расследований уже много лет позволяли найти виновного даже по самым незначительным деталям. Однако на теле и одежде Руперта не было найдено ни отпечатков пальцев, ни волосков, ни микроскопических кусочков кожи – ничего, что могло бы принадлежать нападавшему. Об оружии, которым был убит парень, можно было сказать только одно: оно было очень острым. Шея несчастного была рассечена до позвоночника. Говорили: Руперта будто убил призрак.
Над городом нависла неведомая угроза. Исчезло ощущение безопасности, которым наслаждались его жители со дня основания. С наступлением темноты улицы, парки и детские площадки пустели, жители запирали двери домов.
Даже в семье Лизель, где всегда, сколько она себя помнила, царили веселье и счастье, поселилось смутное беспокойство. Девушка замечала, как Джейн и Тейя, оставшись одни, вполголоса обсуждают что-то не предназначенное для ее ушей, и порой ловила на себе их тревожные взгляды.
Похороны состоялись на четвертый день. Родители Руперта религиозными не были, но все же попросили священника местной церкви произнести речь, перед тем как урну с прахом их сына опустят в землю. День выдался ветреный и пасмурный. Народу собралось много.
Лизель пришла вместе с семьей; мать-асари положила ладони ей на плечи, и девушка невольно накрыла их своими, чтобы чувствовать себя не так одиноко. Джейн стояла рядом, в своей черной куртке с поднятым воротником, сцепив руки на груди. Она была погружена в собственные мысли и явно не слушала слов священника, смотря куда-то вдаль. Ее точеный профиль пересекали более заметные, чем обычно, морщины, и Лизель снова задумалась о том, что Джейн быстро стареет. Рано или поздно она будет так же, как Руперт, лежать на столе с закрытыми глазами – а потом превратится в кучку пепла.
Девушка горько заплакала и почувствовала, как Тейя сжала ее плечо. Только Джейн все так же смотрела перед собой, разве что складка между бровей стала чуть глубже.
Вечером после похорон, вдоволь нарыдавшись у себя в комнате, Лизель спустилась в гостиную к родителям.
– Иди сюда, дорогая, – сказала мать-асари, откладывая книгу. Лизель с благодарностью юркнула в ее объятия. – Как ты?
– Нормально, наверное, – вздохнула Лизель. – Правда, я все еще не могу привыкнуть, что его нет. Это так… нелепо. Может, с возрастом терять друзей станет проще?
– Никогда не станет проще потерять друга, Лизель, – покачала головой мать.
– С вами тоже было такое? – спросила девушка. – Когда вы были как я?
Женщины переглянулись, не сдержав улыбки, несмотря на грусть, и Лизель сразу осознала свою оплошность. Для каждой из них «
