1
Рабочий день отдела технической документации подходил к концу. Несколько немолодых женщин продолжали просматривать на столах бумаги, но в их утомленных движениях уже сквозила готовность отложить все на завтра и собираться домой. Электрический свет, сам как будто уставший за день, принялся негромко жужжать. Вдруг из-за двери, ведущей в кабинет начальника, прозвучал требовательный зов:
– Маргарита!
Одна из женщин тут же встала и торопливо направилась в кабинет. Остальные проводили ее сочувственными взглядами:
– Что это еще, вызывать так поздно, – понизив голос, ворчливо произнесла толстуха в вязаной кофте. – До конца работы десять минут, а там, гляди, разговору на час с лишком…
– Не трать нервы, Маша. Понадобится начальству, и на ночь останешься, – откликнулась ее соседка, седая и легонькая, словно готовый облететь одуванчик.
– Так это где в фирмах, там и зарплата большая. А мы за свои семь тысяч должны вовремя уходить. Небось не молоденькие, устаем за день…
– Вот в том-то и дело! – В разговор включилась последняя из сотрудниц, солидного вида женщина в модных тонированных очках. – Были б мы молоденькие, был бы у нас выбор, где работать. Здесь не понравилось, нашли другое место. А сейчас выгонят нас отсюда, куда пойдем?
Возразить на это было нечего – женщины, вздохнув, покивали друг другу и вновь занялись бумагами. В наступившей тишине из-за двери стал слышен неразборчивый мужской голос, быстрый и словно рассерженный. Чуть заметный гортанный акцент еще усиливал недовольные интонации.
– Ну вот, распекает Маргариту… – вздохнула толстуха Маша.
– Не пропадет, – усмехнулась солидная в очках. – Впервой ей, что ли? Начальство ее распекает, а она глазки в пол, губки бантиком: да, Руслан Маратович, хорошо, Руслан Маратович…
– Да пошел ты, козел клонированный! – вдруг явственно донеслось из кабинета. Это был голос Маргариты.
Женщины так и застыли на месте, не веря своим ушам. Чтобы Маргарита на такое решилась… Это была совсем не ее тактика! Руслан Маратович в кабинете тоже, вероятно, застыл, ибо его ответной реплики не последовало. Зато Маргаритин голос отчетливо продолжал:
– Ну чего уставился? Надоел до трясучки, чурка с глазами! Сам делай свои отчеты, а то только штаны на работе просиживаешь!
– Она… она уходить отсюда решила, – первой опомнившись от потрясения, зашептала толстуха. – У ней, значит, другое место есть на примете… А мы-то не знали ничего…
В эту минуту дверь распахнулась, и вышла Маргарита с непривычными красными пятнами на щеках. Вообще она была особой пастельных тонов, не яркой, но стильной. Одевалась неброско, но продуманно, в косметике употребляла бледную гамму, двигалась плавно, говорила, не повышая голоса. Держалась обычно вкрадчиво и чуть жеманно, словно она неразгаданная герцогиня. Некоторым мужикам такие женщины очень нравятся, однако Маргарита была не замужем. Об ее личной жизни никто ничего конкретного не знал. В коллективе Маргарита ни с кем открыто не ссорилась, если что не так, пакостила исподтишка. А уж перед начальством вообще ходила на цыпочках: как скажете, давайте я помогу, большое вам спасибо… Просто невероятно, что все сказанное минуту назад произнесла именно она!
– Уходишь, Рит? – наперебой заговорили товарки, когда к ним вернулся дар слова. – Как ты его – козел клонированный… вот это да! Хоть один раз правду про себя послушал… А куда уходишь?
– Никуда я не ухожу, – вдруг огорошила всех Маргарита.
– Как не уходишь?!
– Да вот так…
Маргарита села к столу, опустила голову на руки и через секунду ее плечи, обтянутые песочного цвета водолазкой, затряслись в беззвучном рыдании. Женщины столпились вокруг, снова онемев от столь неожиданной развязки.
– Так значит, это был срыв? – прервала паузу Инна – та, что носила тонированные очки. – Просто нервы сдали? И другого места у тебя на примете нет?
Маргарита продолжала беззвучно рыдать, что само по себе являлось ответом.
– Выходит, ты хочешь остаться? Доработать до пенсии, да? – Похожая на одуванчик Света задумалась и вздохнула. – Вряд ли Руслан поймет…
Женщины хотели сказать Маргарите что-нибудь утешительное, но не могли идти против очевидной правды – начальник, скорее всего, не поймет. Он всегда хорошо относился к Маргарите, вследствие того, что любил, когда ему льстили. Но после таких слов…
– Как же так… Неужели выгонит… Сам-то он нам хамит, когда хочет, – все-таки сказала толстуха, сильно понизив голос.
– Самому ему можно… – Одуванчик-Света с легкой горечью усмехнулась.
– Действительно, что ты сравниваешь? – поддержала Инна.
Потом они вновь сосредоточили внимание на пострадавшей.
– Выпей водички, Рита. Хочешь, я тебе успокоительных капель накапаю?
– Чего там капель, возьми вот бутерброд с колбасой, поешь и успокоишься!
– На тебе салфеточку, вытри глазки. А то что ты зареванная сидишь… – наперебой предлагали женщины. Вдруг Маргарита подняла голову и посмотрела на них таким злобным взглядом, что у каждой пробежала дрожь по спине.
– Что пристали?! – В голосе Маргариты слышалась какая-то уничижающая сила, целенаправленный напор – обидеть, сокрушить, уколоть в самое больное место. – Оставь себе свое успокоительное, Иннуся – пригодится, когда мужик будет по квартире гонять! У тебя вон голова седая, очки модные, а все дерут тебя, бедную, как Сидорову козу!
– Да что ж ты такое говоришь… – пискнула похожая на одуванчик.
– А ты, Светка, побереги салфеточку – свои глазки вытирать! Ты ведь ночами рыдаешь, что тебя и такого мужика нет – вообще никакого! И никогда в жизни не было!
– Да что ж ты как с цепи нынче сорвалась… – начала было толстуха, но Маргарита срезала ее своим злобным порывом, набравшим новую силу:
– А ничего! Жрите сами свою колбасу, вы ведь жрать здоровы… Ты, Манька, скоро полтонны будет весить, а вдвоем с дочкой так и всю тонну!
Женщины вновь онемели – третий раз за сегодняшний вечер. Да, они знали кое-что о жизни друг друга, но никогда не пользовались этим с такой прямолинейной, к тому же абсолютно бессмысленной жестокостью. Ну, случалось иногда кольнуть подругу подлым словцом, когда отстаивали какую-то свою правоту, свою какую-то выгоду… Однако обидчица вскоре чувствовала угрызения совести и начинала заглаживать вину. Согреть тебе чайку, да чего в магазине взять, да ладно уж, не дуйся… И задевали они друг друга не всерьез, щадя самые больные места. А чтобы вот так со злостью, да еще ни с того ни с сего, когда все выражали Маргарите сочувствие… Нет, это просто уму непостижимо!
– Что с ней такое? – обращаясь к подругам, спросила Света.
– А ничего. – Голос Марьи прозвучал с нарочитым спокойствием, за которым крылось глубокая обида. – У нас своих дел хватает. Я вот тонну вешу, так с какой радости мне о других беспокоиться…
