***
Июль 1942
Госпиталь в окружении
Снова лето, второй год войны. Харьков пришлось оставить. Наступление фашистов было стремительным, линия фронта изогнулась и захлопнулась, как мешок, поглотив несколько тысяч. Шансов вырваться, практически не было.
Неужели плен? Нужно пытаться выбраться – найти какую-нибудь проселочную дорогу, не обозначенную на картах и выскочить.
Майор медслужбы, посоветовавшись со своим водителем, решил проскочить напрямик через степь. Санитарный грузовик уже побывал в перестрелках, тонул в весенней распутице и в осенней жиже. Доски бортов побиты пулями и осколками, Знак Красного креста для фашистов ничего не значил, летчики Люфтваффе без зазрения совести бомбили и расстреливали из пулеметов эшелоны с красными крестами, торпедировали катера медслужбы.
Если бы не раненые, шансов уйти было бы больше, но Манфред считал, что кроме врачебного долга на нем ещё и командирский, он для них старший по званию.
– Все из машины, быстро! В заросли, – скомандовал врач, когда стало понятно – через степь не уйти, придётся пробирать через редколесье. Затаившись в зарослях попробовать отсидеться до темноты, оглядеться
Брошенный грузовик разлетелся в щепки – это немцы подбили из минометов.
– Значит всё правильно, – пробормотал водитель, – поехали бы напрямик, погибли, – в голосе пожилого мужчины не было паники, просто озвученная мысль, очевидная для всех.
– Тогда будем ждать темноты, даст Бог, они не станут прочесывать лес, – устало казал Манфред Генрихович, – посмотри, Наденька, хватит ли бинтов, пока что займемся перевязкой. Хорошо бы добраться до леса возле Изюма, насколько я помню, нужно двигаться в сторону реки Северского Донца, наши туда отступили.
Решили выбираться ночью, в конце мая ночи светлые, листья ещё мелкие и не закрывают лунный свет, да и немцы по ночам редко перемещаются. Нужно подремать до наступления сумерек.
Манфред Генрихович пластырем прикрепил вокруг ноги, завернутый в медицинскую клеенку, военный билет.
В полудреме приходится отдыхать с начала войны, полноценный сон – роскошь.
***
май 1942
Война застала Манфреда Генриховича в Ялте. Военкомат дал назначение в медсанроту 327-й дивизии.
Как же тяжело всё время отступать. Потери огромные, нет времени оказать полноценную помощь, перевязали наспех и снова – отходить.
На фронт Манфред Генрихович Эсси-Эзинг отправился, уже имея опыт работы в больнице. В жарком климате Средней Азии пришлось работать не в лучших условиях, возможно, благодаря полученному там опыту, легче было организовать работу вверенной ему сан роты в жаркие майские дни обороны Харькова.
Фашисты сжимали кольцо, рвались захватить крупный промышленный город, не дать отступающим взорвать ценное оборудование.
Сил не было ни у солдат, ни у медперсонала. Невозможность вывезти раненых приводила в глухое отчаяние. Хоть бы сутки передышки! Хоть бы пару-тройку полуторок найти, бинтов почти не осталось. Врачи и медсестры падают с ног, смотрят на него с тревогой и надеждой. За этот год войны майор медицинской служб Эсси-Эзинг столько раз вытаскивал их из таких передряг, что они считают его всемогущим.
– Надо пытаться вырваться. Все, кто может идти, грузите остальных в кузов.
В степи фашистов увидели издалека, прикрываясь зарослями на обочине. Далеко проехать не удалось, по отработанной схеме фрицы выслали вперед мотоциклистов. Нужно подпустить их поближе и метнуть гранату, чтобы наверняка – осталось всего пару штук. Раненый лейтенант предложить дотянуть до ближайшего поворота и укрыться в лесополосе. Местные называли их "посадка" – неширокая полоса деревьев, разделяющая поля. Из-за мелкого оврага дорога делала поворот, это был шанс.
Первого мотоциклиста уложил из винтовки солдатик с забинтованной ногой, даже не стал прятаться за бортом полуторки. Мотоцикл слетел в кювет, придавив второго фашиста. Вылетевший из-за поворота второй мотоцикл разорвало гранатой.
– Так! Живём братцы! Дотянем до ближайшей деревни, – воспрянули духом окруженцы.
***
Манфред
Манфред с детства привык заботиться об остальных, как все старшие дети из больших семей. Семья его отца Генриха, была не просто большой, огромной: две дочери и двенадцать мальчиков, Манфред родился в 1902 году. Как один из старших детей, в 1920 году ушёл учеником на металлургический завод в Екатеринославе (с 1926 года – Днепропетровск). Без помощи старших детей семья бы не выжила.
Из светлых воспоминаний дореволюционного детства остался запах моря в Лиепае, где Манфред гостил у деда Кристофора, старого рыбака. Там, на окраине империи, жили многие обрусевшие немцы, рядом с латышами и русскими. Дед Христофор Эрнестович брал мальчика на рыбалку, занятие диковинное для родившего в Донецких степях внука, рассказывал об удивительных изобретениях немецких механиков, о легендах Балтики, о предках. Род Эсси-Эзингов брал своё начало в городе Лиепая (тогда Либава). Семья происходила из крестьян Кальвенской волости Курляндской губернии. Расположенной в западной части Латвии, в регионе под названием Курземе, более известном, как Курляндия.
Мечта Манфреда стать инженером была нереальной, денег на образование у семьи не было. Из-за бедности пришлось согласиться на предложение отправиться на заработки в шахты Юзовки (с 1924 года город Сталин, теперь – Донецк).
Манфред родился уже после переезда в маленьком шахтерском городке Енакиево, наверное, теплый климат Украины, так не похожий на стылую Балтику и помог ему полюбить эту землю. Тяжелую жизнь рабочих Русско-бельгийского общества "Молох" в Енакиево описал Александр Куприн ещё в конце 19 века.
К середине 20-х годов началось активное восстановление металлургических заводов, разрушенных в Гражданскую.
Так появилась цель – работать и учиться на рабфаке. Приступ аппендицита у парня едва не разрушил эти планы. Искусство врачей, спасавших людей от смерти, изменило представление юного Манфреда о своём предназначении, именно мама поддержала его намерение учиться медицине, несмотря на трудности. Если бы она могла предположить, что это поворотное решение в судьбе её сына спасет жизни нескольких тысяч советских людей…
