На секунду оставив Алису, я бросила взгляд в окно, но разобрать ничего не смогла.
– Мам, – тут же позвала дочь. – Куда мы едем?
– Мы… – я вернулась к убогой постели мотеля. Останавливаться было нельзя, но моя девочка так устала за день, что у меня сжималось сердце. – А куда ты хочешь?
Присев рядом, погладила Алису по мягким волосам. Прислушалась к доносящимся из холла звукам. На стекле отразился свет проезжающей мимо машины. Я нервно вскинула голову.
– Папа будет ругаться, – прошептала дочь, чувствуя мою тревогу. – Кричать будет.
– Не будет, – попыталась успокоить дочку и повторила шёпотом: – Не будет.
Мысленно добавила, что он не найдёт нас. Я сделаю всё, чтобы не нашёл. Алиса тяжело вздохнула.
Я продолжала вслушиваться в шорохи. Нужно было бежать и чем быстрее, тем лучше. Муж наверняка уже послал по нашему следу своих псов.
– Мам, – снова позвала дочь спустя минуту. – Папа ведь…
Только я коснулась её ладошки в попытке успокоить, уверить, что папа больше никогда не будет на нас кричать, не будет ругаться и наказывать её тоже не будет, снаружи раздался топот.
К стуку примешались голоса.
– О, Боже, – похолодев, я сгребла дочь с постели вместе с одеялом. Схватила на руки, прижимая к себе.
Он тут. Он нашёл нас.
Бросилась к окну и судорожно принялась дёргать расхлябанную ручку.
– Это здесь, – донеслось из коридора. В дверь забарабанили. – Открывай, Кристина.
– Мамочка, – Алиса испуганно обхватила меня за шею. Прижалась всем телом.
Крохотную комнату наполнил грохот и треск. Я дёргала за ручку, понимая, что это единственный выход.
– Ну давай, – сквозь вставшие в глазах слёзы. Одной рукой прижимала Алису, второй пыталась открыть чёртово окно. – Давай! – всхлип.
– Мне страшно, – заплакала дочь.
Наконец окно поддалось. Распахнув его, я полезла на подоконник. Позади затрещала выломанная дверь, сердце стучало у горла, пульс отдавался в висках. Алиса плакала всё громче. Её «мамочка» раздирало на части душу. Я должна. Должна…
– Куда собралась, – один из псов мужа схватил меня за плечо.
– Мамочка! – дочь захлёбываясь рыданиями. – Мамочка! – её вырвали у меня из рук.
– Алиса! – закричала истошно. – Нет! Не отдам!
Бросилась за уносящим её верзилой.
– Стойте! Куда вы её забираете?! Куда вы забираете мою девочку?!
– Мама! – плач Алисы становился надрывистее. – Мамочка!
Почти нагнала уже у самого выхода, но другой охранник схватил меня и швырнул к стене. Я попыталась подняться – он не дал.
В номере появились ещё двое. Один встал прямо надо мной, второй у двери. Захлёбываясь слезами, я сидела у стены и слушала, как надрывается плачем моя пятилетняя дочь.
– Дайте мне пойти с ней, – взмолилась, глядя снизу-вверх на стоящего с каменным выражением лица цербера. – Олег, прошу вас, дайте мне пойти с ней. Не забирайте её!
На лице его не дрогнул ни один мускул. Только я попыталась встать, он опять толкнул меня на пол.
– Пожалуйста, – взвыла я раненым зверем.
Поднесла ладонь ко рту и в отчаянии впилась зубами в кожу. Но заглушить плач это не помогло.
Всё было бесполезно с самого начала. Как я могла бороться с ним? Как?! Это был последний мой шанс.
В проёме двери появился мужчина. Чёрные, начищенные до блеска ботинки, безупречно отглаженные брюки. Ещё недавно эти ботинки начищала я. И брюки выглаживала тоже я, потому что муж не терпел, когда к его вещам прикасалась горничная.
Подняв взгляд выше, я посмотрела в глаза Дмитрию. Остановившись на пороге, он посмотрел на меня с презрением.
– Я тебя предупреждал, сука, – прошипел он, – никаких выходок.
Кивнул охраннику, и тот, взяв за локоть, рывком поднял меня с пола.
Дмитрий подошёл ближе.
– Верни мне мою девочку, – взмолилась я. – Дима…
– Ты сгниёшь за решёткой, – он крепко сжал мой подбородок, намеренно причиняя боль. – Дочь ты больше не увидишь. Никогда.
– Дима… – мои слёзы никогда не трогали его. Наоборот, вызывали отвращение, но остановить их я не могла. – Я не смогу без неё. Я… я умру без неё.
– Умирай, – губы его сложились в подобие усмешки.
– Ты о ней подумал?! – сквозь плач. – Я её мама! Я ей нужна!
– Переживёт, – разжал пальцы, слегка толкнув меня. – Сегодня мама есть. А завтра… нет.
Снова кивнул охраннику, и тот резко скрутил мою руку. Завёл за спину.
– Пожалуйста, Дима! – закричала, понимая, что он собирается уходить. Господи, что теперь?! – Не забирай у меня Алису! Дима!
Он в последний раз смерил меня взглядом. Я было рванулась к нему и тут же взвыла от пронзившей тело боли. Видела, как он уходит, но всё, что могла: тщетно умолять его.
– Пожалуйста, – слетело с губ в последний раз, когда звук его шагов стих. – Пожалуйста…
Охранник толкнул меня к выходу. Я покачнулась. Перед глазами всё плыло из-за пелены слёз. В холле было пусто и тихо.
– Куда вы её повезли? – попыталась повернуться к главному из псов мужа. – Олег!
Только на миг мне показалось, что во взгляде его мелькнуло нечто напоминающее сочувствие. Он протащил меня по этажу, а когда мы вышли на улицу, грубо толкнул к дожидающимся полицейским:
– Можете забирать, – с совершенным равнодушием.
Один из них схватил меня, и в тот момент, когда на запястьях моих сомкнулись наручники, я снова услышала плач дочери:
– Я хочу к маме! Мамочка!!!
– В машину, – мужчина в форме надавил мне на голову, заставляя сесть в салон.
– Там моя дочь! – всматривалась в его лицо в надежде. – Там…
– В машину, – повторил он и швырнул меня на сиденье.
Глядя на закрывшуюся дверь камеры, я натянула рукава кофты на кисти и вздохнула. Только что мент увёл сидевшую вместе со мной девушку. Мирослава… Чем-то мы с ней были похожи. Такой же мотылёк, как и я. Такие, как мы, ничего не способны противопоставить тем, кто считает себя хозяином жизни.
Встав, я подошла к решётке и взялась за прутья.
– Эй! – позвала, и голос мой прокатился по пустому коридору ментовской норы. – Я имею право на телефонный звонок! Дайте мне позвонить!
Губы задрожали, глаза наполнились слезами, и я прижалась лбом к прутьям.
– Дайте мне позвонить, – почти беззвучно.
Плечи тряслись, немые рыдания рвались из груди. Кому мне было звонить?! Ни друзей, ни родственников… Дима позаботился о том, чтобы у меня никого не осталось. Он вытеснил из моей жизни всех. Вначале я перестала общаться со старыми друзьями, потом с двоюродной сестрой и мамой. Если бы мне дали позвонить, звонить всё равно было бы некому.
– Я имею право… – слёзы текли по щекам.
Я думала о том, как страшно сейчас Алисе, и это раздирало душу.
Как я сразу не поняла, что за человек Дмитрий?! Только когда мы поженились, я начала различать за маской обходительности деспотичного беспринципного ублюдка. Но было уже слишком поздно.
Вернувшись к койке, я тяжело опустилась на неё. Снова натянула рукава на пальцы и невидящим взглядом уставилась на дверь. Прошло уже три дня с тех пор, как меня посадили сюда. Минуты перетекали в часы, но ничего не происходило. Только отчаяние накатывало всё сильнее и как сейчас прорывалось наружу беспомощными слезами. Когда в камере со мной была Мирослава, бороться с этим хоть как-то выходило, теперь нет.