(s.v.) Данное произведение содержит описание сцен насилия, нецензурные выражения и неполиткорректные высказывания, и не рекомендуется к прочтению несовершеннолетним и лицам с неустойчивой психикой и (или) тонкой душевной организацией.
Являясь сторонником мирного сосуществования и рационального разрешения любых возможных конфликтов, автор не преследует целей высказывания негативного отношения к какой-либо этнической, политической, государственной или религиозной группе; побудительного высказывания к действиям против какой-либо этнической, расовой или религиозной группе; указания на действия, направленные на возбуждение национальной или расовой вражды, унижение национального достоинства, а также на пропаганду исключительности, превосходства либо неполноценности граждан по признаку их национальности, расы или религии; а также применения специальных языковых средств для целенаправленной передачи оскорбительных характеристик, отрицательных эмоциональных оценок, негативных установок и побуждений к действиям против какой-либо нации, религии или отдельных лиц как ее представителей.
Никаких контактов с лицами, причастными к совершению противозаконных деяний, связанных с наемничеством и/или организацией наемничества, а также с совершением иных противоправных деяний, автор не имел, не имеет и иметь не намерен. Вся использованная при подготовке произведения информация была получена автором из общедоступных источников в средствах массовой информации и сети ИНТЕРНЕТ.
Автор отдельно оговаривает, что высказывания героев произведения, носящие расистский, шовинистский и иной оскорбительный характер, не являются отражением мнение автора по данным вопросам и приведены исключительно в выразительных целях для формирования более полного образа героев произведения и/или окружающей их вымышленной обстановки.
Любые совпадения имен, названий или событий, описанных в данном произведении, с реальными совершенно случайны.
Туман, который окружал меня с самого начала, постепенно сгущаясь день ото дня, наконец-то превратился в непроглядное покрывало, за мгновение сменившееся абсолютной тьмой. Снаружи, за оконными стеклами, прикрытыми дешевыми рулонными шторами, светило солнце, лучи которого несмотря ни на что пробивались сквозь остатки облаков, из которых еще недавно шел проливной дождь. Темнота была совсем не там. Она была у меня в голове. Она была там с самого первого дня, просто мастерски скрывалась, выдавая себя понемногу, чтобы не напугать своего носителя до усрачки до того момента, когда уже невозможно будет что-нибудь изменить. Она не хотела, чтобы я ненароком сорвался с крючка, потому что по какой-то причине я был нужен этой тьме целиком, с потрохами.
Я стоял посреди гребаной комнаты и осознание того, что от меня уже больше ничего не зависело, подступало ко мне все ближе и ближе, словно приближающаяся вода приливной волны, которая крадучись пропитывает песок под подошвами ботинок, чтобы через полчаса скрыть под собой все оставленные до этого следы. Мои руки были по самые локти в крови, а за моей спиной стояла бесконечная вереница мертвецов, пялящихся на меня своими мутными селедочными глазами, уныло тянущих ко мне свои щупальца с окоченевшими скрюченными пальцами, и брюзгливо требующих возмездия за то, что я с ними сотворил. А еще, сквозь вой и гул их голосов, стоящий у меня в ушах, я отчетливо слышал противный хруст, с которым мой гениальный, бережно выблеванный судорогами разума, план давал трещину. Он медленно, но неумолимо расползался по шву, с каждой секундой все больше и больше становясь похожим на чью-то бесформенную задницу. И если хорошенько приглядеться, то становилось очевидно, что задница эта была моей собственной.
В сущности, от меня ничего не зависело с самого начала. Любой желающий мог спокойно записывать это как добровольное признание поражения. Я уже давно был не в том положении, чтобы с чем-то не соглашаться или, не дай то Ктулху1, против чего-то возражать. В конце концов, я должен был подохнуть еще в самом начале. Безо всяких хитро высранных вторых шансов или чудесного, мать его, спасения. Тихий противный голосок где-то внутри, под черепной коробкой, ехидно шептал мне: «В этот раз ты не сможешь воскреснуть, ублюдок.» И я не находил, что ему возразить, как ни старался. В уме я уже вырыл себе могилу. Строго говоря, я вырыл ее еще туеву хучу трупов тому назад. Другое дело, что потом у меня вдруг появилась надежда на то, что мне совсем не обязательно в ней оставаться, что у меня есть шанс если и не начать все с начала, то хотя бы продолжить в нужном, правильном направлении. Но жизнь – та еще сука. Теперь я совершенно отчетливо ощущал дно обеими ногами, а от ската воображаемой ямы с уютными размерами метр на два шел на удивление реалистичный запах сырой земли.
Все о чем я мог мечтать, это протянуть еще пару секунд. И робко надеялся, что за эти крохи времени кто-нибудь сможет, наконец, объяснить мне, какого хрена вокруг происходит.
Часть 1. Лучшие из худших
Мой телефон, эта надменная, закованная в герметичную скорлупу противоударного чехла сволочь, продолжал упорно молчать. За окном хмурилось серое небо, с которого того и гляди должен был начать капать противный дождь, и посвистывал в голых ветвях деревьев холодный осенний ветер.
Я сидел в тесном продавленном кресле в своей дешевенькой микроквартирке на южной окраине Москвы и пялился на экран покрытого столетней пылью телевизора, висящего на противоположной стене. Там, на экране, сытомордый, гладко прилизанный диктор из программы теленовостей изо всех сил делал вид, что ему не наплевать, сколько народу погибло в результате «грамотного» дипломатического подхода двух супердержав к решению очередного, копеечного по сути, вопроса. И, как бы между делом, пытался толсто намекнуть на то, что наши власти предупреждали все заинтересованные стороны о том, чем могут закончиться их «танцы с саблями», но нас в очередной раз никто не послушал, так что теперь все сами и виноваты.
В царстве слепых и одноглазый – король.
Я привычно пропускал льющуюся с экрана белиберду мимо ушей и мучительно соображал, что еще забыл положить в свой походный баул. В том, что он должен был мне понадобиться в самое ближайшее время, я уже нисколько не сомневался. Это было очень кстати, потому что моя заначка уже давно начала показывать дно. Деньги, полученные мной за прошлую работу, уже подходили к концу, и по моим подсчетам не прошло бы и месяца, как я автоматически встал бы перед выбором: либо сдохнуть с голодухи, либо быть застреленным при попытке ограбления ближайшего магазина. Работы в городе, да, наверное, и в стране в целом, давно уже не было. Ни более-менее приличной, ни вообще хоть какой-нибудь. Для обходящихся грошами трудовых мигрантов я, со своими двумя дипломами, не был конкурентом ни двадцать лет тому назад, ни тем более сейчас. Это мне пришлось хорошенько усвоить еще в те далекие времена, когда я от безысходки подписался на свою первую «командировку». Так что о том, чтобы как-то переквалифицироваться и постараться начать зарабатывать честно, сейчас можно было уже не думать. Все, что мне оставалось, это не ерзать и продолжать дальше перебиваться эпизодическими заработками, которые обеспечивала моя теперешняя «профессия».
