Июльское утро выдалось болезненно ярким, уставшие от бессонной ночи глаза не спасают даже черные очки.Я сижу на пустой остановке общественного транспорта, скучаю и наблюдаю, как изнуренные жарой горожане с не меньшей тоской глядят на мир из нутра раскаленных автомобилей и автобусов.Хвала небесам: сегодня мне никуда не нужно. То есть, конечно, после грандиозной ночной пьянки мне необходимо добраться до кровати, но вот беда, показываться дома в такую рань тоже нельзя. По официальной версии, сейчас я крепко сплю в гостевой комнате моей лучшей подруги Кати, к которой отец отпускает меня без вопросов.Ему невдомек, что все лето после первого курса мы решили отрываться и ночью бармен смешал нам столько коктейлей, что даже сейчас, спустя несколько часов, мир вокруг продолжает покачиваться и уплывать.От меня разит перегаром, длинные светлые волосы слиплись, потому что какой-то пьяный чувак под утро окатил меня пивом, блестящий откровенный топ вызывает неподдельный интерес у сонных прохожих.Карманы набиты деньгами, телефон почти сдох.Судя по часу пик, отец тоже вот-вот отправится на работу. Значит, опасность встречи с ним скоро минует и мне можно будет выдвигаться домой.Голова болит. Накатывает тошнота, с которой я пока чудом справляюсь.Чувствую себя самым несчастным человеком во вселенной и всхлипываю от жалости к себе.Я не люблю свой дом. Много ли в мире найдется людей, ненавидящих собственное жилище?В сумочке пищит оповещение о полученном сообщении. Двумя пальцами выуживаю телефон из ее внутренностей и мучительно фокусируюсь на черных буквах.«Ника, он супер!» — перед закрытием Катя слиняла из клуба с новым знакомым и теперь ведет прямой репортаж с места событий. Однако предпоследнее сообщение о том, что они направляются в его спальню, пришло всего десять минут назад. Видимо, не такой уж этот парень и шикарный...В отличие от подруги, я глупости не творю: у меня есть жених. Его семья — владельцы строительной компании, занимающейся застройкой элитных районов в городе, а сам Артем сейчас отдыхает в Лондоне, в гостях у моего брата, с которым дружит с первого класса.И мы являемся парой лишь фиктивно, но уже лет десять я живу с мыслью, что после окончания универа выйду замуж именно за него: самый обычный современный династический брак. А пока мы с Артемом раз в неделю говорим о погоде и на прочие нейтральные, никому не интересные темы посредством видеозвонков.А если откровенно, однажды, несколько месяцев назад, на закрытой вечеринке в его клубе я слишком перебрала пива, перепутала двери туалетов и, вломившись в мужской, увидела картину маслом: Артем зажимал в углу какую-то очень похожую на меня блондинку.Я убежала, а он не стал догонять.Потом я плакала и пускала пьяные сопли Кате в жилетку, а она объясняла, что мы — высшее общество, потому и должны быть выше всякой ревности. Наше предназначение — укреплять влияние семей и приумножать их состояние, а личное задвинуть на десятый план.Легко говорить подобное, когда тебя не ждет участь свадьбы с кем-то, кому ты на фиг не нужна. Утешает только одно: пока Артем не предпринимает никаких шагов к более тесному общению, но в глубине души я бы не хотела, чтобы он их предпринимал.Утираю ладонью нос и непослушными пальцами набираю сообщение:«Я за тебя рада».
Стопу, переплетенную серебристыми кожаными ремешками, задевают прутья пластиковой метлы, и над головой раздается недовольное:— Ноги!Вздрагиваю, поднимаю глаза и сквозь невыносимую яркость и бесполезность темных стекол пытаюсь разглядеть наглого дворника.Совсем молодой парень, в драных кедах, по колено обрезанных джинсах и оранжевом спецжилете. Половину его лица закрывает козырек бейсболки и тень от него. Видимо, он из тех идиотов, что проводят лето, на полставки работая в коммунальных службах, чтобы поднять немного бабла на карманные расходы.— Пошел ты! — фыркаю и мысленно продолжаю: «Ты хоть знаешь, кто я такая...»— Эй, я понимаю, что тебя долбит отходняк, но прошу: просто отодвинь ноги, мне нужно убрать использованный контрацептив из-под твоей подошвы, — спокойно продолжает парень, и я в ужасе отпрыгиваю от скамейки.Ну конечно же, под ней ничего нет, а он лишь ржет, пару раз проводит метлой по идеально чистому асфальту и отваливает к газону.Меня разрывает на части от гнева, но моя беда в том, что я тормоз: не могу сразу дать обидчику сдачи, а остроумный ответ придумываю слишком поздно.Эту тупую ситуацию я еще не раз буду проигрывать в голове по ночам, представляя картины — одна веселее другой — о том, как дочка мэра все же ставит оборзевшего дворника на место парой метких обидных слов, а он в священном трепете извиняется.Внезапно в поле зрения попадает черная «Ауди» с гербом нашего города под лобовым стеклом — папин служебный транспорт. Тачка резко перестраивается в правый ряд и тормозит в трех метрах от моего укрытия, а я мгновенно трезвею.— Фак!.. — вскрикиваю в панике и, пока подъехавший автобус скрывает обзор, прячусь за остановку. — Чтоб меня!..Судорожно оглядываю местность и умираю от ужаса. Папин водитель — дядя Леша — его правая рука. Он обязательно расскажет отцу, что видел принцессу в неподходящем месте в неподходящее время, и нашим с Катей загулам придет конец. И мне тоже придет конец.Отец убьет меня: однажды ему уже пришлось пережить грандиозный скандал из-за легкомысленного поведения своего ребенка, и последствия аукаются до сих пор.Если хоть одна душа узнает, как бурно я провожу досуг, в городе поднимется такой шум, что папа рискует остаться без должности.Неслабый тычок в спину выбивает из легких воздух и отправляет меня в реденькие кусты у газона.— Посиди пока тут, — быстро говорит наглый парень и вразвалочку выходит из-за остановки. К нему бежит дядя Леша, а я, чтобы не заорать и не выдать себя, затыкаю рот кулаком.— Парень, ты не видел, куда делась девчонка, которая здесь только что стояла? — растерянно спрашивает папин водитель, и дворник пожимает плечами:— Девчонка? Тут не было девчонки. Какая-то тетка лет сорока минуту назад села в автобус, и все. Больше никого не было.— Точно?— Ага.— Показалось, что ли... Ну, бывай. — Водитель возвращается к моргающей аварийками машине, заводит мотор и уезжает.Пульс медленно приходит в норму, и мой отравленный алкоголем мозг наконец припоминает, что на работу отцу не нужно — сегодня он отправляется в служебную командировку на несколько дней, и рейс его только в обед.Похоже, сейчас этому нищему дворнику выпадет счастливая возможность выручить меня снова.С достоинством выхожу из-за кустика и снимаю очки:— Э-э-э, не подскажешь, где можно пересидеть незамеченной еще пару часов?Он натягивает козырек бейсболки еще ниже и нагло улыбается.— Так и быть, подскажу. Пойдем.Я общаюсь с этим придурком от силы пять минут, но он уже до зубовного скрежета бесит. Катя бы быстро показала ему, кто есть кто, я же свой статус не выпячиваю и пользоваться им не умею, хотя во всем стараюсь соответствовать подруге.Вскинув метлу на плечо, он разворачивается и молча уходит. Я вынуждена догонять и молиться, чтобы Катя ненароком не узнала об этом происшествии.Парень идет в утопающие в зелени дворы, где за административными зданиями притаились старые двухэтажные постройки пятидесятых годов, открывает замшелую разбухшую дверь с торца крайнего дома и пропускает меня вперед:— Прошу!Вхожу в темное помещение, и запах плесени и отсыревших сигарет мгновенно впитывается в волосы и одежду. Брезгливо морщусь, озираюсь по сторонам и в полумраке различаю старый стол, стулья, серый облезлый диван, метлы, ведра, лейки и прочий инвентарь. Бывать в таком ужасном месте мне доселе не доводилось.Парень падает на стул, закидывает ноги в пыльных кедах на полированную столешницу и закуривает.— Тебе разве не нужно дальше работать? — Осторожно присаживаюсь на край дивана, и по спине пробегает холодок. Надеюсь, я ничего тут не подхвачу...— Перекур, — вальяжно отзывается новый знакомый. — Можешь предложить интересную тему для беседы. Только очень сомневаюсь, что ты на такое способна.— Чего?! — У меня натурально отвисает челюсть. Он что, серьезно? Может, он один из тех ненормальных, кого принято называть городскими сумасшедшими?..— Или так и будешь сидеть в тишине, краснеть удушливой волной и обливаться потом. Выбирай. — Он всем своим видом показывает, что не заинтересован во мне: курит и разглядывает убитые кеды. Связываться с ним себе дороже, но уязвленное самолюбие и коварный недосып вынуждают принять вызов.— Краснеть? Даже не собиралась. Хочешь поговорить? Окей. Ну, и как же тебя — такого крутого и самоуверенного — занесло в этот гадюшник? — без всякого энтузиазма выдаю я. — Неужели нет занятий достойнее?— А разве это не очевидно? Мне нужны деньги. — Парень выдыхает в потолок белый дым. — Ну, знаешь, чтобы есть, пить и покупать шмотки. Думаю, эти базовые потребности тебе знакомы, хотя ты, скорее всего, уверена, что блага берутся из воздуха. А таким, как я, приходится каждый день в гребаную рань вставать и пиликать на работу — и в жару, и в мороз, и в дождь.То, о чем он толкует, так далеко от моего понимания жизни, что я теряюсь. Молодость дана человеку для учебы и развлечений, а не для работы: это всегда было аксиомой, потому что родители ни в чем не отказывали нам с братом. Он попал в точку: блага действительно падали с неба. А несчастные вроде этого парня, существующие где-то в параллельной реальности, никогда не волновали меня.Его губы кривятся в странной презрительной ухмылке. Видимо, прямо сейчас я должна ему что-то сказать, и я морожу глупость:— Ну да, жизненные обстоятельства у всех разные. И могут толкнуть на крайности...Парень снимает ноги со стола, тушит окурок об стену и выбрасывает в цветочный горшок. Подается вперед и оказывается в квадрате света, падающего из грязного окна.Не до конца выветрившийся алкоголь играет со мной злую шутку или яркое солнце, которое сейчас светит ему в лицо, но я действительно позорно краснею и не могу вздохнуть.У него обалденная внешность: резкие точеные скулы, чуть вздернутый нос, черные брови и огромные мрачные зеленые глаза без дна, которые моментально затягивают в мир безотчетной тоски и боли. Бог ты мой...Он улыбается, и меня парализует.— Не-а, не обстоятельства. А гнилые люди, с какого-то перепугу решившие, что им можно все.Он резко встает, и я вздрагиваю.— Долг зовет: пора дальше мести улицы. Можешь сидеть тут до одиннадцати, но свали до прихода другой смены, иначе мне хана.— Спа... — мямлю я, но он перебивает:— Не благодари! — Забрасывает на плечо метлу и выходит.Некоторое время я неподвижно сижу на уголке дивана и пытаюсь прогнать из мыслей его глаза. Жуть. До сих пор захватывает дух. Нормальные люди не могут так смотреть.Достаю телефон, шарю по чужим страничкам в соцсетях, пока тот окончательно не подыхает, поднимаюсь, стряхиваю с задницы частички мха и пыль и выбираюсь на свет божий.Ничего не изменилось: тот же утренний город слепит бликами оконных стекол, те же старые кривые деревья обступают дорожки, те же потоки машин неспешно текут по автомобильным развязкам. Но меня одолевает предчувствие чего-то фатального, а по коже ползут мурашки.Влезаю в подошедший автобус, крепко держусь за поручень и, прислонившись лбом к пыльному дребезжащему стеклу средней площадки, думаю о случайном знакомом и нашем коротком, ничего не значащем диалоге.Я не могу отделаться от зудящей вины, от ощущения, что прикоснулась грязной рукой к чему-то чистому, и новые эмоции вызывают дискомфорт.Покидаю душный салон на своей остановке, медленно бреду вдоль аккуратных коттеджей с яркими цветами в палисадниках и молодыми туями, торчащими из зеленых газонов, и стараюсь глубже дышать.Спасаюсь в прохладе комнат, но даже в своем огромном доме не нахожу себе места: роняю вещи, натыкаюсь на предметы, долго ворочаюсь в кровати, и странные чувства теснятся в груди. Со мной что-то не так. Этот парень...
