Я крашу забор. Все бы ничего. Обычное дело, казалось бы. И забор деревянный. И краска в ведре вполне обычная. Зеленая. И кисть широкая. Все нормально. Ненормален я. Я ненавижу этот забор всеми фибрами своей души. И в то же время я должен его любить. Любить забор…. Придет же в голову такая чушь? Но это не чушь. Забор заколдованный. Если его красить без любви, он не красится. Не так чтобы совсем не красится, а местами. Хотя красить я умею. Крашу и ровно, и равномерно, следя за тем, чтобы краска протекла во все щели между досками. А вот если красишь с раздражением, то спустя несколько минут, на том месте, где краска ложилась без любви, она, куда-то совершенно волшебным образом, исчезает. Стоит отойти на пару шагов назад, чтобы проверить собственноручно выполненную работу и злость начинает хлестать через край. Так фигово не красят даже рабы. Но я же не раб! Я воин. Блин в натуре! У меня вон и шлем на голове и кольчуга на всем теле, и латы на груди, спине, плечах, локтях и коленях. И сапоги вон железные со всех сторон. Все эти доспехи я зарабатывал целую кучу времени и потратил на их приобретение массу энергии. И во всем этом наряде я забор крашу как идиот какой-то. Пластмассовое ведерко и деревянная кисть, кое-как зажатая в ожелезненных пальцах. Ведерко тоже заколдованное, потому что краска в нем не кончается. Постоянно плещется на уровне чуть более двух третей. И хорошо, что не кончается, потому что как этот забор покрасить, если он никак не желает краситься. Пятнистый забор ОТК не примет. Он нужен целиком покрашенным. Идеальным так сказать. А кольчуга нужна, чтобы война, которая вокруг ведется, не отправила меня на тот свет. Так что еще одна забота имеется. Не злиться на стрелы, которые пытаются проткнуть мою спину. Любая злость не позволяет красить забор. А покрасить его надо. О боже! Какая нудность. Забор, забор, забор. Красить, красить, красить. Проверять, проверять, проверять. Опять красить, опять проверять, опять красить. И забор то ведь совсем небольшой. Два двадцать в высоту и метров десять от силы в длину. В шесть слоев можно было бы уже покрасить, если бы не этот феномен. С пятнами сдавать забор нельзя. Это стыдно. Иначе нельзя будет войти к Богу. По лицу ручьями потекли слезы от осознания собственной никчемности и слабости. Вскоре все тело стало содрогаться от рыданий, непроизвольно вырывающихся из горла. И тело рухнуло на колени перед этим забором. Бог прямо за этим забором. Я мог бы его сломать одним кулаком левой руки и пройти внутрь, но никогда этого не сделаю. Этот забор построил я сам. Чтобы защитить Бога! Защитить от самого себя. Потому что Бог…. Бог он такой…. Он Бог! И мне к нему нельзя. Потому что забор не покрашен. А покрасить его невозможно, потому что блин…. Да потому что я косячник. Ы-ы-ы! Но однажды я его покрашу. Весь покрашу. Так покрашу, что в него можно будет смотреться как в зеркало. И даже если Бог захочет сам принять работу, забор будет настолько безупречно выкрашен, что даже глаз Бога не найдет в покраске ни малейшего изъяна.
Однако все по порядку.
Началось все с волшебного сахара. Семен Семеныч предложил попробовать некое средство для расширения сознания. Я уже давно хотел испытать, что ни будь эдакое. Вот оно и подвернулось. Осторожно повертев в руках пакетик с намокшим сахаром, я скривил физиономию. Семен Семеныч ухмыльнулся своей стандартной улыбкой во все тридцать два, с перламутровым отливом, зуба и произнес:
– Вон посланница даже тебя приветствует, – и указал на синичку, бесстрашно усевшуюся на зеркало его зеленого Ланд Круизера.
– О! А не отсюда ли зеленая краска в ведре приглючилась? Хотя это совсем и неважно. Краска, ведро, главное забор красить.
– Подсласти этим сахарком стакан сока и будет тебе щасстте. Буквально через час-полтора.
– Надолго?
– Часов на тридцать…
У меня лицо вытянулось. Что может происходить столько времени? Однако эксперимент есть эксперимент.
13.00. Сок, сок.… Не люблю я сок. Я люблю кока колу. Ну и пофиг что она гвозди за ночь растворяет. Это, скорее всего, утка телевизионщиков антимонопольная. А с другой стороны, пусть себе растворяет. Все шлаки заодно и растворит во внутренностях. Сахар сам очень удачно растворился в пол-литре кока колы. Я понаблюдал за редкими пузырьками, высоко подпрыгивающими из стакана, принюхался.… Вроде ничем особенным не пахнет. Неужели после этого стакана может что-то произойти?
А может, Семен Семеныч йаду мне дал, чтобы не мучился? Вот и сдохну щас от асфиксии дыхательных путей. Но цианид вроде должен миндалем пахнуть. Нет! Это уже паранойя. На кой хрен Семенычу меня травить? Тем более за мои же деньги. Хотя ради прикола, почему бы и нет…. А здесь вот кока кола плещется коричневыми волнами в стакане. Может позвать кого для компании? Не так страшно будет. Нет! Это уже очко играет. Тем более вон в жопном отделе явно какое-то дрожание ощущается. На природу может поехать? Семеныч говорил, что на природе оно много лучче трансцендентные опыты приобретать. Ох! Ну и заяц проснулся внутри… То с обрыва готов в пропасть сигануть, чтобы свести счеты с этой гребаной жизнью, то йаду выпить трясешься как волчий хвост. Оп-па! Уже и внутренний диалог включился. Один “Я” на краю обрыва по-геройски стоит и рукой машет, мол давай прыгай, что ты ссышь как девчонка, а второй стакан с кока-колой рассматривает и, анус сокращая, отмахивается, поясняя, что с обрыва прыгать любой хорек сможет, а вот сознательно йаду в организм ввести, вот это настоящее геройство. Так! Стоп! Пошли все на х…. Уже двенадцать минут прошло, а воз и ныне там. На природу я не поеду, а то замерзну еще ненароком, да и не люблю я природу. Ничего я вообще не люблю.
Рожа стала угрюмой, голова наклонилась вперед, нижняя челюсть агрессивно выдвинулась, глаза налились кровью, чтобы максимально соответствовать образу жизнененавистника.
– Жизнь – дерьмо! А раз так, что за нее цепляться? Пошло оно все!
И с этим решением, четырьмя большими глотками, кока кола отправилась по пищеводу в желудок. Привкус у нее какой-то все же был, хотя не понятно, от сахара он, или в смесительном баке на кока-кольном заводе опять дежурный слесарь свои носки замачивал.
– Ну-ну, посмотрим, каков он этот йад! Пальцем расправил неаккуратно разорванную упаковку от сахара.
– М-да! эстетики не хватило. Самурай, тот перед харакири парадное белье надевает, и торжественность соблюдает в момент перехода в мир иной, а тут как свинья намусорил…. Так дело не пойдет!
Тело само подкинулось, и в пять минут навело идеальную чистоту в комнате, напевая:
– Надо же какой медленный йад!
