Тело Тиныл лежало на берегу Анадырского лимана. Морская пена смешалась с водорослями и засохла на ее волосах, голубое платье – все в песке – превратилось в поблекшую тряпку и как будто стало собственностью природы. На посиневшем лице выделялся узор, слишком четкий и яркий на фоне мягких цветов и оттенков этого раннего утра.
Над телом, которое мягко облизывали волны, склонился рыбак. Ему было жаль молодую девчонку, но по-настоящему его огорчала мысль, что сегодня порыбачить не удастся. Секунду рыбак раздумывал, не вытащить ли девушку на берег, подальше от волн. Но человек – не рыба, прикасаться к покойнице не хотелось.
Оставив все как есть, рыбак побежал в село Ватайваам – смерть любит подгонять живых. В Ватайвааме было всего две улицы с чукотскими домиками, окна в некоторых из них были заколочены.
– Атч-ытагын! – рыбак зашел в дом, где жил старейшина. – На берегу Тиныл. Мертвая.
В этом маленьком селе вопросы без Атч-ытагына не решались. К нему мог прийти и пьяница, которого поколотила жена черенком от лопаты, и тот, кому нужен был просто совет. К старейшине шли и когда рождались дети, и когда провожали в последний путь близких.
Как ни старались местные покрепче запереть двери, цивилизация проникла и сюда: в село стал регулярно наведываться участковый, а после одного случая и вовсе пригрозил отдать Атч-ытагына под суд. В тот раз старейшина предал земле утопленницу и уведомил участкового о смерти жительницы Ватайваама месяцы спустя.
Лейтенант Владимир Нутеуги – так звали участкового – ездил по деревням коренных чукчей с проверками. Он не раз пытался донести правило: когда кто-то из местных жителей умирает, нужно обязательно вызывать его, участкового. Если смерть была по естественной причине, труп даже не забирали на вскрытие. Участковый на месте делал заключение, что криминала здесь нет, заполнял бумажки, заносил информацию в базу и больше никого не тревожил лишними экспертизами и допросами.
– Тиныл, говорю, дочь Лелетке, – повторил рыбак. – Там, на берегу.
Атч-ытагын слышал рыбака, но думал о своем. Он виделся с Тиныл несколько месяцев назад. Встретив молодую девушку на улице, старейшина подумал, что в последний раз видит ее живой, и тут же постарался отогнать неприятные мысли. Не помогло. Сегодня смерть официально посетила Ватайваам, а это значит минус одна жизнь, еще один заколоченный дом и еще один шаг к гибели маленького села.
Атч-ытагын махнул рыбаку, чтобы тот не мешал, а сам открыл комод и начал шарить рукой в поиске телефона и зарядки. В последний раз он звонил неделю назад городскому торговцу, чтобы тот привез продуктов – кнопочный телефон с тех пор успел разрядиться.
– Владимир, приезжайте, – задребезжал голос Атч-ытагына. – Море принесло Тиныл…
В трубке прозвучало короткое: «Ждите, ничего не трогайте». Лейтенант Нутеуги уже давно отвык от любезностей в виде «здравствуйте», «пожалуйста». Он не ждал от собеседников проявлений вежливости и сам не говорил лишних слов, потому что знал, что в здешних краях не любят пустых разговоров.
Что случилось в Ватайвааме в этот раз?
Этот вопрос крутился в голове Владимира, когда он сохранял на компьютере очередной отчет, чтобы выключить технику и выехать в село. Компьютер соображал медленно, поэтому время подумать у него было.
Участковый вспомнил девушку, утонувшую прошлым летом, ее звали Диной. Тогда лейтенанту дали два выходных подряд, он поехал с друзьями на рыбалку и был без связи. Когда вернулся, пропущенных звонков с разных номеров было так много, что он – впервые в жизни – решил никому не перезванивать, мол, нужен буду – наберут еще раз.
Один из звонков был от Атч-ытагына. Не дозвонившись до участкового, старейшина провел похоронный обряд и рассказал о смерти девушки только осенью, когда Владимир заехал в село по делам. Тело эксгумировать не стали, ситуацию замяли, но участковый взял на заметку – умерла молодая девушка при невыясненных обстоятельствах, по мнению родственников, произошло самоубийство из-за неразделенной любви.
Полицейский участок, в котором работал Владимир, находился в поселке Угольные Копи. Раньше здесь добывали уголь и располагались военные части. В 90-х военные ушли, большая часть зданий оказалась заброшена, и поселок перестал быть единым целым, он превратился в разрозненную сеть микрорайонов.
До места, где нашли девушку, ехать было около часа. Участковый вызвал следственную группу, бросил в сумку блокнот, телефон, бутерброд, который он взял из дома, но не успел съесть, и отправился в село.
***
– Что это? – Владимир указал на лицо девушки. На коже виднелся узор, часть которого вода уже успела смыть.
– Принято так – мазать кровью, чтобы злые духи не забрали, – секунду помедлив, ответил Атч-ытагын.
Владимир был «типичным местным», его отец принадлежал к коренным чукчам. Однако язык он не учил, да и по менталитету был «городским», а значит, далеким от корней. Но этот обычай Владимир вспомнил. Чукчи разрисовывают кровью лица себе и всем домочадцам, чтобы их не узнали злые духи и прошли мимо. Только традиция касается живых, а здесь… Владимир знал, что рисунки не повторяются – у каждой семьи был свой узор. Лейтенант взглянул на Атч-ытагына, старик смотрел вдаль, туда, где небо сходится с морем.
– Дядя Атч, этот узор – семьи Тиныл?
– Похож.
– Дядя Атч, мне надо знать точно. Скоро следователь приедет, конкретику будет требовать, – Владимир пытался говорить проще, понятнее, но все равно его фразы были похожи на молнии – такие же стремительные и пугающие.
– Отца спросить надо, – сказал старейшина.
– Отца? У Тиныл же нет отца.
Под надзором Владимира было несколько поселений, таких как Ватайваам, и он помнил всех жителей – за это участковый снискал уважение Атч-ытагына, да и вообще всех местных.
Нельзя сказать, что Владимир отличался абсолютной памятью, просто он вовремя понял: либо ты знаешь здесь всех поименно, либо ничего не сможешь контролировать. Бывало, лейтенанту приходил приказ доставить в участок кого-то из местных – подозреваемых или свидетелей по делу. В первый раз Владимир привез другого человека – тот представился чужим именем, чтобы его бесплатно довезли до города.
– У нее отец есть, – продолжил Атч-ытагын. – Он в тюрьме. Но Тиныл говорила, что скоро должен выйти, ждала его…
– Подожди, дядя Атч. Не рассказывай. Давай следователь приедет, тогда все и расскажешь.
Атч-ытагыну каждое слово давалось с трудом: то буквы путались, то звуки пропадали, он всегда говорил неторопливо, выдерживал паузы, вспоминая нужные слова. В деревушке Ватайваам говорили на чукотском, на русском – только с приезжими и когда ездили в город. Владимир видел, как трудно местным дается общение, и не хотел заставлять старика повторять одно и то же по несколько раз, потому что по опыту знал: следователь потребует от свидетелей все повторить, а потом еще раз – сначала, чтобы «войти в курс дела», затем для протокола.
