Лондон, 18 июня 1888 года, суббота
Клим Ардашев, студент факультета правоведения Императорского Санкт-Петербургского университета, облачённый в лёгкую крылатку, чёрный сюртук, жилетку и котелок, уже выкурил вторую папиросу, рассматривая вход в подземную галерею, проходящую под Темзой. В этот самый момент, когда раздался первый удар колокола часов на башне Вестминстерского дворца, Ардашев поправил чёрный галстук на белой сорочке с отложным воротником и щёлкнул серебряной крышкой часов. Стрелки «Qte САЛЬТЕР»[1] сошлись на двенадцати. Клим сунул часы в кармашек жилетки и досадливо посмотрел вокруг. Мимо проносились кебы, стучали аршинными[2] колёсами омнибусы, и, выбрасывая вперёд трость, прогуливались пожилые джентльмены в цилиндрах с напыщенными, как у всех аристократов, лицами. «Неужели он не придёт? – с горечью подумал молодой человек, поглаживая тонкую нитку усов. – А ведь договаривались… Может, профессор просто опаздывает? Вероятно, спешит, нервничает… В таком возрасте, когда тебе уже шестьдесят, торопиться опасно. Сердце может не выдержать. Что ж, пожалуй, пойду навстречу».
Пешеходный тоннель, обозначенный серой приземистой башней, начинался от самого Тауэра и заканчивался в южной части города, среди расположенных тут складов и фабричных зданий. Этот переход представлял собой чугунную трубу около сажени[3] в диаметре. Вход и выход осуществлялся по винтовым железным лестницам. За переход нужно было отдать полпенса. Сборщик оплаты находился у северного выхода, а с южного конца вход был свободен, но тот, кто, выбравшись к Тауэру, отказывался платить, был вынужден воротиться назад и вновь преодолевать двести саженей пути.
Расставшись с медной монетой, Ардашев вошёл в тёмное, тускло освещённое электрическими лампами пространство. Пахло сыростью. Шаги отдавались гулким стуком и, казалось, проникали в самое сердце. Встречных прохожих почти не было. Когда до южного берега реки оставалось менее половины пути, неожиданно раздался женский крик:
– Help![4]
Клим понёсся вперёд и остановился перед лежавшим на спине профессором. Вокруг уже собрались любопытные. Бедолага был ещё жив, но кровь хлестала из пробитого горла и попала на Ардашева. Мистер Пирсон пытался закрыть руками рану. Рядом с ним валялся окровавленный тесак и красная матерчатая роза на длинной ножке.
– Professor?[5] – склонившись над несчастным, вопросил Ардашев.
– Оh…[6]
– What`s happened?[7]
– Find him…[8] – просипел он, и его глаза остекленели.
Послышался полицейский свисток, и откуда-то из-за спины неожиданно появился констебль. Увидев, что жертва мертва, он с недоверием уставился на Клима, а потом сказал на английском:
– Вы застигнуты на месте преступления. Скрываться не советую. Вы арестованы.
– Позвольте! – запротестовал Ардашев. – Я не имею никакого отношения к этому убийству.
– А вот об этом вы расскажете уже в участке, – вымолвил полицейский, и на руках петербургского студента захлопнулись наручники.
II
Все остальные дни для Клима были одним жутким кошмаром. Казалось, стоит лишь проснуться, и он исчезнет, но ужас действительности никак не проходил.
Мысли невольно возвращались назад, в столицу, когда ректор Императорского Санкт-Петербургского университета Михаил Иванович Владиславлев решил поощрить лучшего студента юридического факультета двухнедельной поездкой в Лондон на казённый кошт с одним лишь условием: после возвращения Ардашев должен был подготовить подробный доклад на факультете о коронерском дознании, поскольку в прошлом, 1887 году парламент Великобритании принял новый закон о коронерах, базирующийся на De Officio Coronatoris 1276 года, утверждённом ещё во времена короля Эдуарда I. Ардашеву предписывалось посетить открытые судебные заседания и даже наведаться в Скотленд-Ярд, чтобы непосредственно увидеть, как работает самая отлаженная полицейская машина в мире. Для этой цели ему были выданы рекомендательные письма. В случае каких-либо затруднений студент должен был обратиться за помощью к российскому консулу в Лондоне.
Заграничный паспорт и въездная виза были получены быстро, и всего восемь дней назад транспортно-пассажирский трёхмачтовый[9] пароход «Эльвира» (Elvira) компании «Кьюнард Лайн» (Cunard Line) отчалил от пристани Санкт-Петербурга, держа курс на Лондон с коротким заходом в Копенгаген.
Каюта третьего класса предназначалась для четырёх человек, и потому Ардашев предпочитал большую часть дня находиться на палубе. Один из попутчиков, репортёр газеты «Неделя», узнав, что Клим окончил два курса юридического факультета Императорского Санкт-Петербургского университета, поинтересовался, а не сталкивался ли он со студентом Ульяновым, казнённым за приготовление к покушению на Александра III. Клим непредусмотрительно ответил, что познакомился с ним два года тому назад, когда сдал вступительные экзамены. После этого признания отвязаться от навязчивого писаки было почти невозможно.
Надо сказать, что Александр Ульянов, ставший студентом этого университета ещё в 1883 году, сам подошёл к Ардашеву и представился. Оказалось, что его двоюродные братья и сестра из Казани по линии матери были однофамильцами Клима[10]. Разве мог недавний выпускник мужской гимназии провинциального городка с пятидесятитысячным населением представить, что его новый знакомец задумает совершить террористический акт на Невском проспекте возле Адмиралтейства и Казанского собора в воскресный день, когда там будет полно народу? Откуда Ардашеву было знать, что молодой душегуб не только изготовит взрывчатое вещество, но ради большего количества жертв начинит бомбу поражающими металлическими элементами, обработанными стрихнином? Кто тогда мог предположить, что Ульянов, лучший студент естественного отделения физико-математического факультета естествознания, получивший золотую медаль за научный труд по исследованию кольчатых червей, и любимчик профессора Менделеева, жаждал смерти самого государя Александра III? Слава богу, что Клим не продолжил с ним знакомство и не попал в число студентов, отчисленных из университета за неблагонадёжность. Планируемый Александром Ульяновым теракт привел к тому, что уже с 1888 года абитуриентами Санкт-Петербургского университета могли быть только лица, окончившие гимназию в Петербургском округе и имеющие в столице родственников, у которых они могли поселиться и быть под их присмотром. Получить стипендию стало намного сложнее, и плата за обучение была повышена вдвое. Государственный преступник Ульянов, закончивший жизнь на виселице во дворе Шлиссельбургской крепости, исковеркал судьбы сотен, если не тысяч сверстников, не говоря уже о трагической участи своих соумышленников.
