Километрах в десяти от Подольска, если ехать по Варшавскому шоссе из Москвы, справа от трассы, на холме, расположена заправочная станция сибирской нефтяной компании. Корпоративный штандарт реет над кубиком кассы, крылья навесов укрывают журавлиные ноги металлических опор. Магазина сопутствующих товаров на станции нет, и в смену здесь работает всего один человек. Смешанный лес вплотную обступает сооружение со всех кроме трассы сторон.
Оператор – мужчина лет сорока, с морщинистым, небрежно побритым лицом – работает здесь уже много лет и точно знает время наплыва посетителей. В «пустые» часы он, заперев по инструкции железную дверь, выходит из домика и сразу оказывается в лесу. Здесь хорошо даже зимой, когда снег валится за шиворот с еловых лап, чудесно осенью и весной, и сказочно прекрасно летом. В любую жару пятнистая тень листьев дарит истомленному путнику покой и прохладу.
Сейчас, во втором часу дня, оператор первый раз за смену вышел из помещения. Он развел руки в стороны, сделал глубокий вдох, и постоял некоторое время, закрыв глаза. Ему предстояло торчать на работе еще почти сутки. Смена заканчивалась в десять утра, а в свой поселок городского типа он ездил на междугороднем автобусе, притормаживающем на минуту у заправки. За пять лет он перезнакомился со всеми водителями маршрута Москва – Тула. Оператор находился в возрасте комфортного существования – привычки устоялись, а до старости еще далеко. Но сегодня почему-то было скучно. Ничего, скоро вернется Глеб из Парижа, потреплемся…
Закурив, мужчина посмотрел вдоль трассы в сторону Подольска и Москвы. С холма трасса просматривалась хорошо, и было видно, как по серой, плавно искривленной нитке, движется группа черных машин. Даже с расстояния в три-четыре километра, было понятно, что машины идут на очень высокой скорости, и на минимальной дистанции друг от друга. Он затушил сигарету о землю и шагнул к двери.
Минуту спустя четыре черных джипа уже сворачивали к заправке. Из первого выскочили два хлопца в черных же костюмах, метнулись по неистовой жаре к окошку кассы, забарабанили в стекло.
– Открыл, командир. Быстренько. Хозяин приехал.
Оператору на эти понты было плевать, он жил по инструкции.
– Будете ломиться – нажму тревожную кнопку. Если заправить, вставляем пистолет и кладем деньги в лоток.
– Ты чо, дятел, не понял? – округлив глаза зашипел первый молодой человек, но второй уже набирал номер на мобильнике.
Из предпоследней машины выгрузился аккуратный, небольшого роста человек с бородкой и, окруженный еще десятком типов в костюмах и галстуках, бойко двинулся к строению кассы. По пути он с любопытством оглядывал все окружающие его предметы с таким примерно видом, как хозяин оглядывает хлам в сарае, куда заглянул впервые за десять лет.
Парень, стоявший перед окном, закончил разговор и выжидающе смотрел сквозь мутное стекло на оператора. Наверное, отдал приказ сбросить на эту лавочку атомную бомбу и хочет убедиться в его выполнении: понюхать гарь, плюнуть в золу или помочиться… Оба стоявших у оператора на столе телефона зазвонили одновременно непрерывным сигналом, и он снял сразу две трубки. Два голоса разной тональности, но одинаково противные, из Москвы и Подольска, закричали одновременно, суля ужасные кары. Непосредственный начальник из Подольска голосом высоким и тонким кричал громче своего начальника из Москвы, но тот, голосом грубым и низким, кричал еще громче. Оба, в сочетании со словами «основной акционер» и «председатель совета директоров», называли имя и отчество прибывшего, которое в голове оператора никак не застревало.
Пару минут оператор ждал паузу, но, так как ее не было, перешел на язык жестов, и, с помощью всего трех слов, объяснил абонентам, что если он сделает, то на чем они настаивают, его точно уволят. В ответ голоса, теперь уже имея в виду себя, закричали так горько и жалобно – про голодных детей, лишение пенсии, волчий билет и все то остальное, что кричат суетные семейные люди перед угрозой потери куска хлеба – что оператору стало стыдно за весь род человеческий, он буркнул: «ладно», положил обе трубки одновременно и пошел открывать дверь.
Парни уже стояли на пороге и моментально подвинули его внутрь помещения, тут же заполнившегося бородатым господином и его свитой. Оба телефона опять сорвались с цепи, и зажатый в угол оператор снова подхватил две трубки. Голоса синхронно выдохнули: «С бородой! С бородой!», произнесли тут же забывшееся имя, воззвали: «Ради Христа, ведите себя прилично!» и отключились. В одной из трубок ему послышалось сдавленное рыдание.
Бородатый, с нервным лицом, человек тем временем осматривал внутренности помещения. На сейфе и компьютере его острый взгляд задержался чуть дольше, чем на всех остальных предметах. Молодой, но очень солидного вида, мужчина, изящно склонившись к уху бородатого, давал необходимые пояснения. Звучали слова «точка продаж», «вертикальная интеграция» и «местная специфика». Несколько раз изогнутый взглянул на оператора, и оказалось, что взгляд его обладает замечательной динамикой: направленный на олицетворение местной специфики он источал ледяную строгость, переведенный же в сторону бородатого, моментально расцветал нежностью и восхищением. Члены свиты, смотрели на хозяина, не обращая внимания на творящееся вокруг; чуть более свободным поведением выделялся стоящий в заднем ряду дядька, на чьей деревенской физиономии виделся хотя бы некоторый оттенок скуки.
Наконец бородатый господин удовлетворенно кивнул и повернулся к выходу, вызвав сумятицу в толпе сопровождающих. Часть из них выскочила наружу, часть вжалась в стены, пропуская шефа к двери. Молодые люди покинули помещение предпоследними, втихаря показав оператору кулак. Дядька с деревенской мордой остался внутри.
– Премия тебе будет. Шефу понравилось. – Он засунул руки в карманы мешковато сидящего костюма. – Ты хоть понял? Это Карл Карлович.
Он назвал фамилию и тут в голове у оператора все, наконец, склеилось. Эту фамилию знали если не все, то многие. Тут он заметил, что галстук у дядьки в мешковатом костюме не завязан узлом, а держится на резиночке – на армейский манер. Больше ничего интересного разглядеть не удалось, потому что собеседник, решив, что ответа не дождется, вяло махнул рукой и вышел из комнаты, напоследок посоветовав онемевшему от счастья оператору запереть дверь на замок.
Джипы умчались по трассе сторону Тулы, а оператор, закрывая дверь, почему-то подумал, что на самом деле бородатого мужчину зовут как-то иначе – не так, как озвучил мужик с деревенской мордой, но, когда кто-то из свиты произносит его имя и отчество, то все окружающие слышат именно эти слова: Карл Карлович. Как с Крошкой Цахесом, та же история. Журналисты, правда, называли этого Крошку Цахеса по имени и фамилии, на западный манер, как у них это принято в отношении практически всех, за исключением, президента. Поэтому он сразу и не среагировал.
