Глеб проснулся и открыл глаза. Голова болела, изжога сжигала горло, печень стонала умирающими от алкоголя клетками.
– Е мое, ну зачем же было столько есть и пить! Да еще на ночь.
Он поднялся, отекшие ноги были ватными, левую ступню покалывали иголочки онемения.
– Что у меня стал за характер? Утром пью таблетки для похудания, днем пытаюсь качать пресс, а за ужином баранину с виноградной самогонкой как не в себя запихиваю!
Он прошел в ванную и встал на весы.
– Титская сила! Сто тринадцать килограммов! Все, с ночными посиделками нужно завязывать. Клянусь. – Глеб подошел к зеркалу и оценивающе похлопал свой живот. – Начинаю новую жизнь. Занимаюсь спортом, уменьшаю количество еды, а главное – прекращаю болтать и верховодить за столом. Что меня вчера понесло? Опять стал рассказывать свои чукотские байки. Вика уже и рот мне затыкала, и одеяло на себя тянула своими новинками косметическими, так нет же, я все-таки заставил всех слушать себя, и наливал, наливал…
– Эй, это ты там бубнишь себе под нос? – услышал он голос жены.
– Я! А кого еще ты тут можешь услышать?
Виктория появилась на пороге ванной комнаты, мягкая улыбка святилась на ее лице. Было видно, что жена сочувствует его состоянию.
– Ну что, я вчера опять никому не дал и рта раскрыть?
– Да уж, несло тебя, не остановить!
– Вот, это ты во всем виновата! Знаешь же, что мне много пить нельзя. Вон, нога отекла, еле хожу сегодня.
– Конечно, – засмеялась Виктория, – я у тебя всю жизнь виновата. Ты водку пьешь, на ночь мясо трескаешь, а крайняя опять я? А уж как твой чукотский расколбас всем надоел, ты бы знал!
– Как это надоел? Это моя юность! Ну, согласись, лучшие годы нашей жизни связаны с севером. Ты помнишь…
– Нет-нет-нет, уволь, – перебила жена. – Давай, принимай душ, брейся и к столу, завтракать. – Она вышла, прикрыв за собой дверь.
Глеб тяжело переступил через край ванной, задвинул шторку и включил прохладную воду. Холод заставил его инстинктивно открыть рот и глубоко вздохнуть, но уже через несколько секунд принес приятное состояние ослабления тисков алкогольного похмелья.
Зубная паста, бритва, одеколон сделали свое дело, возвращая его лицу и телу аккуратность и здоровье.
Выйдя из ванной он, минуя кухню, сразу прошел на балкон. Стол был накрыт, над чашкой кофе и жареными ломтиками бекона с фасолью поднимался дымок, несущий в себе ароматы утра и начала нового дня.
– А что, Вика, как ты считаешь, – сказал Глеб, приступая к еде, – если я напишу книгу и назову ее… – Он задумался, запустил вилку с беконом в рот и, медленно пережевывая, произнес: – Улыбка Пеликена[1].
– Вот-вот, – раскуривая сигарету, ответила Виктория. – Пусть хоть кто-то еще помучается вместе с нами.
– Я тебе серьезно говорю, женщина! Мне в двадцать восемь лет доверили руководить Чукоткой! – Глеб многозначительно поднял указательный палец вверх, подчеркивая важность сказанных им слов.
– О, вспомнил! – Она пустила дым колечками и хитро прищурилась. – И потом, насколько я помню, не всей Чукоткой, а только Анадырским районом. Или со временем ты себя повысил?..
– Вот ты язва. – Глеб отпил кофе и продолжил: – Тебе что, больше всех надо? Ты же знаешь, что это центральный и по территории – самый большой район, я на вертолете из одного села в другое три часа летал. Нет, с тобой каши не сварить! – Он отодвинул пустую тарелку, привычно провел пальцами по месту, где еще совсем недавно были усы, и пошел в комнату одеваться.
– Ты что, серьезно? – выкрикнула Виктория и, поднявшись, пошла следом за мужем.
– А что, думаешь, не получится?
– Нет, просто у меня для тебя полно реальной работы, если уж ты такой деятельный с утра проснулся.
– Например? – Глеб переоделся и подошел к жене, перегородившей ему выход из комнаты.
– Мне очень нужно покрасить стенки в двух комнатах салона, плинтуса в нескольких местах отошли, наличка на моей двери отклеилась…
Глеб наклонился и поцелуем прервал перечисления накопившихся в ее косметическом салоне проблем.
– Что? – сказала она, когда он наконец-то дал ей вздохнуть.
– Ничего! Не царское это дело – заборы красить! У меня муза в одном месте свербит, а ты «плинтус отошел». И вообще, отойди в сторону, и дай молодому писателю дорогу.
– Я тебе сейчас дам! Такую тебе дам…
– О-о-о, пожалуй, ради дам я могу немного задержаться…
Виктория рассмеялась, пропуская его вперед, и для ускорения даже хлопнула мужа по плечу.
– Иди уже! Только что умирал! «Голова болит, нога затекла», а чуть услышал знакомое слово, взвился как молодой.
Смеясь, они подошли к выходу из квартиры.
– Глеб, ты что, не шутишь? Хочешь книгу писать?
– Никаких сомнений! Разве я в своей жизни, взявшись за что-то, не доводил это до логического конца?
Он наклонился, поцеловал жену в щечку, подмигнул и, закрыв за собой дверь, спустился на первый этаж, в офис.
Включив кондиционер, сел за стол. Часы на стене быстро вращали секундную стрелку, за окном по улице шли люди, старая мебель, привезенная им из Индии, подыгрывала таинству начала.
Глеб просидел без движения минут десять, глубоко вздохнул, произнес:
– С Богом!
И, подвинув клавиатуру компьютера ближе к себе, написал: «Моим северным друзьям и замерзшим коленям жены посвящается» Рассказы о Чукотке…
