Я видел на брегу Ундена,
Как плыл надменно черный лебедь.
В тисках великолепья плена
Он смел вокруг величьем веять;
Окрас его и есть мой взор,
Судьба его – мой приговор.
Узрел я родственную душу…
Стою пред ним: ногами в сушу.
Туман над озером седеет,
А черный лебедь не тускнеет;
Все тот же блеск его пера
Мой будоражил ум с утра.
Под ним уснула мирно гладь,
Имея честь сим отражать
Крыла той дивной птицы стать;
А мне бы рукопись в печать!
Мне торопиться в этот час!
Мне отвести с него бы глаз! –
В мгновенье мысли той жестокой,
Поднялся ветер над Унденом,
И тучей томно-светлоокой
Слетелись лебеди катреном.
Как снег белы: большая рать;
Ах, мне бы рукопись в печать!
Мне б поспешить! Но в этот миг
Услышал той я стаи клик:
Сродни горе брюзгливый, громок,
Свиреп, ревуч и жгуче-колок.
Они, как наковальню молот,
Взялись величие терзать:
Окрас его тому ли повод?!
На светлых вправе ль клеветать?!
Эх, мне бы в руки да кирпич,
Прервать сей лебединый линч! –
В мгновенье мысли благородной,
Унялся ветер над Унденом,
А крылья роскоши свободной
Из ига вырвались рефреном;
И скрылся в небе лебедь черный!
Я, року своему покорный,
Помчался дело увенчать:
Успеть бы рукопись в печать!
Вечерний час: ступал обратно
Вдоль брега спящего Ундена;
Мелькает силуэт невнятно:
Всё та же благолепья сцена.
Подкрался, шорох не тревожа,
А в клюве песнь того вельможи…
Проникся ею я до дрожи,
И стих в тиши творю столь схожий:
"Я – ночи сын, Ундена жемчуг.
Мне оберегом стал туман;
Проклятья – ореол легенды,
Вода смывает боль из ран.
Пером я черный, сердцем – белый:
Не грех мой мрак, но мрак мне – блеф.
Вспарю над миром чистотою,
Оковы лжи преодолев;
Меня запомнят, их забвеют:
Я серебрист той чернотой!
Лишь заводь обличает серость:
Пером кто бел – угрюм душой.
Моя краса со мной до смерти:
Не прикасайся, лицемерье,
Пера средь часа круговерти;
Не к лику мне твое творенье.
Пусть эта песнь в глуши Ундена –
Надежд лишь призрак пируэта:
Восславлюсь миру я однажды
Строфой великого поэта!"
«Веянья преданности друг»
(Полине Гёбль и женам декабристов)
Стиха трагичная персона,
Веянья преданности друг:
Слагаю памятник с фасона
Я верных стойкости подруг;
Не леденея на морозе,
С сердец хрустального бокала
Высокой чести данью оземь
Кровь благородная стекала.
Я помню, не предавши тленью,
Что Вашу поступь, Вашу прядь;
И передам сим поколенью
Деянья благородства пядь.
Голубка модного салона,
Острог читинский Вам – супруг:
Нам не узрелась с небосклона
Звезда пленительная вдруг;
Не Ваши ль слезы – нам проклятье:
Убогим, малодушным суд,
Сменившая роскошья платье
На увертюру смрадных руд?
Прости, голубка, мне – потомку –
Дрейфловый профиль и анфас;
Что я – мужчина лишь поскольку…
Но скольким недостоин Вас.
(узникам совести)
Честолюбив! При всём при этом
Желал я легких рифм поэтам:
Вольтер нутром он аль Марат,
Поэт поэту всё же – брат!
Стихов невзрачных не бывает,
Бывают чёрствые сердца:
Не тот, кто пишет, а читает –
Являет истинность лица;
Элита редкостных пород –
Поэты северных широт!
Под гнётом зла тысячелетий
Лишь проницательнее эти:
И тех великие умы –
Творенье горестной судьбы;
Не те ли – светлая дорога
В веках для тёмного народа? –
И честь, и совесть, и свобода!
Не те ль проводники восхода
Сиянья призрачных надежд
На крах всевластия невежд?
Как безысходно их проклятье:
Тех ценность в тюрьмах, не в карате!
Тех дар ничтожен средь орды,
Чьи представители – рабы;
Слепы, грубы, глупы, немы:
Не свет кумир им, гнусность тьмы!
Но вы – что братья – не мельчайте
В угоду мерзостных смотрин!
Тем память тех не оскверняйте,
Кто рвал оковы паутин
Бесчестья времени и люда,
Где имя каждому – Иуда,
Награда коим – эшафот:
Поэтов северных широт.
(Москве)
По Пречистинке пройду я
Пасынком седой Москве;
Внеурочно, без раздумья
Вновь любим сырой тоске.
Сеченовским переулком
На Остоженку спущусь,
Пусть изысканным притулком
«Geraldine» накормит грусть;
Долгорукого творенья
Сонным воздухом дыша,
Черпаю я вдохновенье
Для уютного стиха;
Осень моросью целует
Гению его лицо:
Улыбнулось умиленьем
Им Садовое кольцо;
Мачехи мила прическа
Пепельною красотой:
Та честна со мной без лоска
И добра своей душой;
Щедрой музою ютимый,
Что дана мне Богом в дар,
Одинокий, но счастливый,
Гоголя почту бульвар;
Сидя кротко на скамейке,
Обниму свою судьбу,
И признаюсь чародейке,
Что люблю мою Москву.
Вкусивший жизнь моею грудью,
Хранимый ласкою дитя,
Молитвой Матери взываю:
Собою не губи меня…
Позволь расправить эти плечи,
Цвести красой полей и рек.
Не будь погибели предтечей,
Мной порожденный человек.
Лиричным именем Россия
Я Господом наречена:
Счастливой быть – моя стихия,
Несчастной слыть – моя судьба;
Беспечною младою девой
Ордою дикой пленена,
И от сестер единокровных
Веками тьмы разлучена.
Угра омыла мои ноги,
Оковам ржавчину вменив;
Невольный брак и дни тревоги
Надеждой светлой заменив.
Рассветом северным сияя,
Стеснение в себе тая,
Я тропами родного края
Вернулась в лоно бытия.
Но настороженные двери
Не впустят сердце за порог;
Укором слышится: «Чужая.
А резус-фактор твой – Восток».
Печаль безропотной заботой
Укрыла боль моей души:
Примерив маску с позолотой,
Я родила детей в глуши;
Плохою матерью не стала:
Хранила сон ваш сенью ив.
Истоком Волги умывала,
О здравье Господа молив;
Подобно россыпи жемчужной,
Покрывши взор своим числом,
Столетия ватагой дружной
На мне селились вы потом;
И чем всегда была горда я
Земных средь лика матерей,
Смогла что, кровью истекая,
Родить талантливых детей!
Я ими Лиру приласкала,
Наукам обустроив дом;
Я ими небо раздвигала,
К далеким звездам став мостом.
Я Александрами воспета,
Петрами глас услышан мой!
Я – мать великого поэта,
И сын мне – космоса герой!
Вкусивший жизнь молочной негой,
Рожденный в муках мной дитя,
Молитвой слезной заклинаю:
Собою не позорь меня…
Смой лихоимства тяжкий грех,
Татьбы следы очисти с рук;
Богата ваша Мать на всех:
И на господ средь вас, на слуг.
Спешите дегтем линчевать
Дитя, что грабит свою мать:
Не уподобьтесь фарисеям
Мне паразитами на шее…
Однажды бездыханных вновь
Вас обретя во своем чреве,
Я не явлю свою любовь
Для утонувших в Божьем гневе.
Коль матери своей погибель
Наследством скорым возжелали,
То бездарь – всем вам искуситель:
За оным следуйте стадами;
Уму непостижимым злом,
Что соткано хмельным дурманом,
Вы – душегубы напролом
Своим же детям видом пьяным;
Но если скорым исцеленьем
Возлюбите потомкам весть,
То возвеличьте одаренных,
Супругами храните честь;
И панацеей от всех бед
Себе вмените трезвость духа:
Лишь в ней таится лазарет
Для ока вашего и слуха;
Лишь вместе с ней начнете вы
Ценить себя, свои мечты:
Тогда, быть может, к счастью вас
Поманит разума компас!
Мне остается лишь молиться,
Могла чтоб чадом вновь гордиться,
Не слыша эха голосов:
«Она рожает лишь рабов!»
Вкусивший жизнь веленьем божьим,
