Елью пахло просто оглушительно. Так, словно кто-то подсунул под нос флакон с освежителем воздуха и выпустил весь одним махом. К этому запаху примешивались ароматы смолы, мха, травы, озона и многого, многого другого, чему я и названия-то не знаю. Толстый слой хвои под ногами пружинил, как персидский ковер псковского производства, а громадные, полутораохватные сибирские кедры вокруг тихонько поскрипывали под порывами ветра, как старый пластик от сквозняка.
Для тех, кто не знает: сибирские кедры – это сосны с великолепными строительными характеристиками и очень вкусными орешками.
Вдобавок над головой почти сразу загудели комары. Не нормальные, размером с курсор и цвета уранового контейнера, а черные, будто декоративный кинескоп, и гулкие, как беспилотный посадочный блок. А еще у этих тварей имелись хоботки диаметром с иглу для шприца, и они постоянно пытались этими иглами воспользоваться.
А все Антон, гад. «Никаких дезинсекцидов, никаких фитонцидов! Если от тебя все комары и мухи шарахаться начнут, то местные жители могут что-нибудь заподозрить». Его бы сюда, по морде лица похлопать… В смысле, из-за комаров.
– Все нормально, Аркаша, – зашептал в ухе его голос. – Переброска прошла чисто, вокруг спокойно, до деревни километра два.
– Ближе не мог «высадить», сволочь? – прорычал я, прибив на носу сразу двух комаров.
Для тех, кто не знает: сволочь – это необразованные слои населения.
– Ближе нельзя, – пропустил Антон ругательство мимо ушей. – В деревне могли вспышку заметить.
– Тебя бы на мое место, – я звонко хлопнул себя по щеке и добавил ходу. Может, хоть ветром их отнесет?
– Левее немного возьми, – посоветовал Антон, – промахнешься.
Ему хорошо, сидит там в лаборатории перед монитором, да советы по личной связи дает. Начальник, е-мое.
Для тех, кто не знает: е-мое – это эвфемизм от выражения… Короче, эвфемизм.
Надо сказать, что проект «Гений» задумывали мы вдвоем. Точнее, я. Или, если честно, набрел я на эту идею в одном из старых романов. Суть ее в том, чтобы вытаскивать из прошлого безвременно почивших гениев. Ведь человечество в талантах испокон веков дефицит испытывает. Вот взять нашего главного инженера: разве усидел бы он в своем кресле, если бы нормальные, умные люди серьезными делами заняты не были? А так: как насобираем толковых людишек по векам – глядишь, для каждого поста полноценная личность найдется. А инженера нашего мусор пошлем подметать, вместо робота. А впрочем, их и сейчас местами поменять можно, никто разницы не заметит. Ну, разве пол чуть грязнее станет.
В общем, идея показалась интересной. Да тут еще я в архиве на статейку старую наткнулся, про сельского «самородка». То есть, про то, как в середине двадцатого века, в какой-то глухой таежной деревушке под названием Тюмоня, восьмилетняя девочка Оксана сама научилась квадратичные уравнения решать. Если вспомнить, что в те времена читать-то, и то только после семи лет учить начинали, девочка показалась чертовски многообещающей. У нее там, оказывается, стенки туалета страницами из учебника по алгебре оклеены были, вот она и «начиталась».
Русский деревенский туалет – это вообще вещь уникальная. Во-первых, он всегда делается двухэтажным, а не этаким маленьким домиком над ямой, как принято его изображать; кроме того, он всегда теплый – в доме, чай, находится, не на улице. Самым интересным является методика его использования: посетив сие заведение, крестьянин после себя кидал вниз сено или свежую траву. Благодаря этому в доме начисто отсутствовал неприятный запах, а кроме того, значительно ускорялся процесс ферментации. Внешняя стена первого этажа такого туалета обычно открывалась наружу, и хозяин дома имел возможность по мере заполнения секции для биологических отходов извлекать их и использовать как основу для перегноя. По классическому русскому туалету двое наших практикантов написали дипломы, антонова жена, даром, что гинеколог по специальности, диссертацию защитила, а американцы, которые поначалу к проекту примазывались, ухитрились два патента получить, и теперь по центу в день с каждой избы отсудить пытаются. Мы с ними из-за этого и расстались.
Правда, прежде чем «good bye» им сказать, мы узнать успели, что янки в двадцатом веке отряд спецназначения в здешний район забрасывали… Все остальное оставалось делом техники: Антон раскопал, что в том году советская ракета американский самолет-шпион сбила, и «наши» с него блок опознавания пытались снять. Дальше произошло нечто, до сих пор секретное (а может, архивы до сих пор не разобрали, с них станется), и в дальнейшем ни о математическом таланте, ни о капитане Пахомове, снимавшем блок, нигде ничего не упоминалось.
Мы искали честно. Антон выкопал письмо академика Абалкина, в котором тот сожалел, что с некой Оксаной Прудниковой так и не встретился, а я в Печорский Военный Архив съездил. Меня там привели в темный холоднющий бункер, показали груду картонных папок выше меня ростом и сказали, что это где-то здесь. Я, виноват, плюнул и копаться не стал.
Впрочем, «добро» мы получили и на тех фактах, что наскребли, и с тех пор Антон начал гордо носить нагрудный значок с надписью «Заведующий лабораторией», а я – «Пилот проекта “Гений”». Он, как начальник, стал временную плоскость сканировать, а я к заброске готовиться. Не пойму только, зачем ему два практиканта понадобились? На монитор, что ли, одному скучно смотреть? Да еще и жена его постоянно рядом крутится. Гинеколог, между прочим, а диссертацию по классическому русскому туалету ухитрилась защитить.
– Аркаша, правее возьми, – зашептало в ухе.
– Ты же говорил, левее? – удивился я, стирая с лица бурый комариный слой.
– Нет у тебя, Аркаша, никакого чувства направления, – тоном превосходства заявил Антон. – Ничего удивительного, что заблудился.
Тоже мне, умник. По тайге топать – это вам не на мониторе засветку отслеживать. Вот бы напялить на него робу и кирзовые сапоги, да сюда. Посмотрел бы я тогда на его «право-лево».
Для тех, кто не знает: роба, она же спецовка – это одежда синего, серого или зеленого цвета из грубой ткани, одеваемая при нахождении на рабочих местах или в свободное время, если возникает угроза загрязнения или повреждения кожных покровов. При окраске в голубой цвет роба называлась «джинсами» и использовалась как выходная или представительская одежда. Кирзовые сапоги – это обувь из искусственной свиной кожи с высоким голенищем.
– Ты уже подходишь, – заторопился Антон. – Метров двести осталось. Значит, находишь Прудникову Оксану, надеваешь ей на руку ретоноблайзер, завтра вы все вместе уходите в город, по дороге на обоз нападают американские спецназовцы, и мы вас под шумок вытаскиваем. Понял?